Медвежий угол

– Я поеду назад ночным поездом, Бенгт. Для вас забронирован отель, позаботься о парнях, я на тебя рассчитываю.

Бенгт кивнул. Глянул на шайбу. Прочел, роняя слезы на свитер. «Спасибо».

Габи вздрогнула, когда в окно машины постучал Бубу: дети уснули сзади, она и сама почти спала.

– Сорри… Ты же сестра Беньи, да?

– Да. Мы его ждем, он сказал, что не останется в гостинице, а поедет с нами, он что, передумал?

Бубу покачал головой.

– Он в раздевалке. Мы не можем снять с него коньки. Он попросил позвать тебя.

Когда Габи подошла к Беньи, она первым делом сообщила, что любит его. Потом – как же им чертовски повезло, что их мама сегодня не смогла отпроситься с работы и приехать сюда, потому что, знай она, что ее сын играл почти весь третий период и пятнадцать минут дополнительного времени со сломанной ногой и при этом бегал больше всех, она бы его убила.

Филип долго стоял молча рядом с мамой на парковке у автобуса. Она вытерла ему щеки.

– Прости. Это я виноват, – шепнул он. – Последний гол. Это был мой игрок. Прости.

Мама обняла его так, как будто он снова маленький, хотя он теперь был такой здоровый, что мог бы поднять ее одной левой.

– За что, детка? За что на всем белом свете ты можешь просить прощения?

Она гладила его по щеке, она знала, что он чувствует, она и сама стояла когда-то, разбитая, на лыжне после гонки, пока капли пота не превратились в ледяные кристаллы, и чувствовала то же самое. Она знает, что дает спорт и что он берет взамен. У них перед глазами проносились все препятствия, которые преодолел ее сын: элитные спортивные лагеря, куда его не брали, сборные, куда он не попал, матчи, которые он смотрел с трибун. Мать обняла шестнадцатилетнего мальчика, который тренировался каждый день, всю свою жизнь – ради этой игры. Завтра он проснется, встанет и начнет все сначала.

Дом. Комната. На полу возле постели своей лучшей подруги сидела Ана, склонившись над ноутбуком. Временами она беспокойно поглядывала на кровать, – не проснулась ли Мая? Потом снова заходила на те страницы в сети, куда, разумеется, ломанется вся школа, как только узнает, что произошло. Один за другим пролистывала молчаливую череду еще не обновленных статусов, фотографии котиков и смузи, несколько огорченных комментариев о проигрыше юниоров. Больше ничего. Пока. Ана еще раз перезагрузила все страницы. Она прожила в этом городе всю свою жизнь, она знала, как быстро распространяются слухи, кто-то наверняка знаком с кем-то, чей брат или приятель служит в полиции или сотрудничает в местной газете, или чья мама работает в больнице нянечкой. Кто-то кому-то что-нибудь да расскажет. И начнется ад. Она обновляла страницы, снова и снова. Все сильнее стучала по клавишам.

Банк-банк-банк-банк-банк.

Бенгт сообщил команде, что для них забронирован отель, за все платят спонсоры, так что все удобства в их распоряжении, пусть высыпаются, а завтра вернутся домой. Игроки спрашивали, где Давид. Бенгт объяснил, что тренер поехал домой, чтобы быть на месте, когда полиция отпустит Кевина.

– А если кто-то из нас тоже захочет поехать домой? – спросил Лит.

– Пожалуйста, решайте сами, – согласился Бенгт. Остаться не захотел никто. Они команда, они вернутся к своему капитану. Новость взорвется в их телефонах ночью, на полпути домой. Почему Кевина задержали, в чем его обвиняют и кто на него заявил. «Да о чем они вообще? Я видел их на вечеринке! ОНА сама на него вешалась!» – начал один. Потом другой подхватил: «Бред! Я видел, как они пошли в его комнату, она шла ПЕРВАЯ!» Потом третий: «Можно подумать, она не хотела! Вы вообще видели, как она оделась?!»

Им всем отлично удается буква «л». Когда один говорит «шлюха», другие с готовностью подхватывают.

У себя в комнате, в постели, окруженной клюшками, шайбами и хоккейными свитерами, проснулся младший брат – оттого что в соседней спальне лучшая подруга его сестры разбила компьютер, швырнув его со всей силы об стену. Словно надеясь, что люди, которые написали все то, что она прочла, тоже разлетятся на тысячу кусков.

34

Мира и Петер сидели на низком крыльце. Они не прикасались друг к другу. Петер отчетливо помнил это расстояние между ними. Бывали дни, когда ему казалось, что горе сблизило их, что Мира осталась с ним, хотя он этого и не заслужил, потому что ей больше не с кем разделить утрату. Однако сразу после смерти мальчика все было иначе. Тогда горе разъединило их, стало невидимым силовым полем между их кончиками пальцев. И сейчас они вернулись туда же.

– Это… я виноват, – шепнул Петер.

Мира решительно покачала головой:

– Не говори так. Это не твоя вина. И не хоккея. Не давай этому гов… не давай… не ищи ему оправданий!

– Его вырастил клуб, Мира. Мой клуб.