Мефистофель и Андрогин

Здесь не представляется возможным рассмотреть религиозные оценки света и различные мистические опыты света в иудаизме, эллинистическом синкретизме, теории гностиков и христианстве. Помимо того, что сюжет этот огромен и плохо поддается краткому пересказу и беглому обзору, он достаточно подробно изучен многочисленными исследователями. Что касается Ветхого Завета и иудаизма, достаточно обратиться к материалам Сверре Аалена в его книге «Понятия „Свет“ и „Тьма“ в Ветхом Завете, в поздней еврейской традиции и в раввинском учении»⁸⁶; о Филоне и мистическом опыте божественного света сказано в книге профессора Эрвина Гудинафа «При Свете Свет. Мистическая проповедь эллинистического иудаизма»^86a; о символике света на исходе классической античности — в исследовании Р. Бультмана «История символики света в древности»⁸⁷; в недавних работах О. С. Рэнкена, Дж. Моргенштерна и Вербловского — о Хануке, еврейском празднике Света⁸⁸; в исследованиях Ф. Дж. Дельгера — о символике⁸⁹, и список этот далеко не исчерпывающий. Теперь мы проникаем в крайне сложные религиозные области, и любое сравнение между разными видами символики и мистического опыта света должно учитывать различия между ними — иначе оно не принесет пользы. Нужно считаться с культурной непримиримостью и разногласиями в сфере религиозной идеологии, но также и с многочисленными совпадениями и слияниями.

Не может быть и речи о том, чтобы приступить к рассмотрению всей проблемы в ее полном объеме. Ограничимся некоторыми замечаниями. Так, например, важно отметить, что в Ветхом Завете Свет не отождествляется с Богом и не мыслится как божественная сила: он создан Яхве, и это не есть свет Солнца, так как Солнце было создано на четвертый день⁹⁰. С другой стороны, нельзя толковать дуалистически и борьбу Яхве с Ночью или с Первичным Океаном. Тьма, как и водная толща, как и Дракон, символизирует могущество Хаоса — и битва Яхве, в сущности, есть космогонический акт. Впрочем, Тьма достаточно редко связывается с изначальным Океаном и Драконом и объединяется с ними⁹¹. Тьма не предстает противником Бога, как это было в Иране. Великая оригинальность Ветхого Завета состоит в том, что Яхве радикально преодолевает космическую сакральность. В иудаизме свет почитается священным не потому, что является — по самой своей природе — аналогией Духу и духовной жизни; он священен потому, что он — творение Бога. Для Филона Свет связан с Духом, но наделен таким авторитетом лишь потому, что исходит непосредственно от Бога⁹².

Крещение и Преображение

Две другие монотеистические религии, христианство и ислам, заняли близкие в теологическом отношении позиции. Но поскольку нас в первую очередь интересует не теология, а опыт внутреннего света, посмотрим, как его познавали и оценивали в раннем христианстве. Один из основных моментов христианского таинства — эпифания божественного Света: это Преображение Иисуса. Кроме того, мистический свет содержится в важнейшем христианском таинстве крещения.

Разумеется, символика крещения крайне богата и сложна, но весьма важную роль играют в ней элементы, связанные со светом и огнем. Юстин, Григорий Назианзин и другие отцы церкви называют крещение «озарением» (photismos); несомненно, они основываются в этом на двух местах из «Послания к Евреям» [6,4; 10,32], где те, кто приобщился христианского таинства, то есть те, кто принял крещение (перевод с древнесирийского трактует эти места именно таким образом), обозначаются термином photisthentes, «озаренные». Уже во II веке Юстин [Диал., 88] упоминает легенду, согласно которой с момента Крещения Иисуса «огонь загорелся в Иордане»⁹³. Имеется целая группа верований, символов и ритуалов, выкристаллизовавшихся вокруг понятия огненного крещения⁹⁴. Святой Дух изображается в виде пламени; освящение выражается образами огня и полыхания. Здесь перед нами один из теоретических источников веры в то, что духовное совершенствование — то есть святость — не только сообщает душе способность видеть осиянное тело Христа, но и сопровождается феноменами внешнего порядка: тело святого лучится светом или сверкает, как пылающий огонь.

Другой источник этой веры — это, несомненно, тайна преображения Христа на Горе (позже отождествленной с горой Фавор⁹⁵). Поскольку любой поступок Иисуса становится для христианина образцом, которому следует подражать, то и таинство Преображения тоже ложится в основу трансцендентного образца духовного совершенствования. Подражая Христу, святой оказывается достоин того, чтобы благодаря божественной благодати преобразиться уже в этой жизни; во всяком случае, так поняла Восточная церковь тайну горы Фавор. Поскольку преображение лежит в основе любой христианской мистики и теологии божественного Света, интересно было бы выяснить, в каком смысле его ждали или предчувствовали в иудаизме.