Мефистофель и Андрогин

Главным образом нас интересует мифология или метафизика — молнии. Мгновенность духовного озарения сравнивалась с молнией во многих религиях. Более того: внезапная вспышка молнии, разрывающая тьму, расценивалась как mysterium tremendum[3], которая, преображая мир, наполняет душу священным трепетом. О людях, которых убило молнией, думают, что они похищены у Неба богами грозы, и останки их почитаются как реликвии. Тот, кто остается в живых после опыта с молнией, полностью меняется; в сущности, он начинает новую жизнь, становится новым человеком. Один якут, безболезненно перенесший удар молнии, рассказал, что Бог спустился с неба, разъял его тело на части, а потом воскресил его, но в результате этой смерти и воскрешения, имевших характер инициации, он стал шаманом. «Теперь, — добавил он, — я вижу все то, что совершается на расстоянии тридцати верст»⁴. Примечательно, что в этом примере мгновенной инициации хорошо известная тема смерти и воскрешения сопровождается и дополняется мотивом внезапного озарения; ослепительный свет молнии вызывает духовное перерождение, вследствие которого человек приобретает дар особой зоркости. «Видеть на расстоянии в тридцать верст» — это традиционная формулировка сибирского шаманизма для обозначения ясновидения.

У эскимосов этот тип ясновидения — результат мистического опыта, называемого «проблеск» или «озарение» (кауманек), без которого человек не может стать шаманом. Судя по сведениям, которые получил Расмуссен у шаманов эскимосского племени иглулик, кауманек — это «таинственный свет, который шаман внезапно чувствует в теле, внутри головы, в самой сердцевине мозга, неописуемый маяк, светоносный огонь, дающий ему способность видеть во тьме, как в прямом смысле, так и в переносном, ибо теперь он способен даже с закрытыми глазами видеть в потемках и прозревать вещи и события будущего, сокрытые от других смертных; так он может узнавать и будущее, и тайны других людей»⁵.

Когда новичок впервые переживает этот опыт мистического света, все происходит так, «как будто хижина, в которой он находится, вдруг поднимается ввысь; он видит далеко перед собой, сквозь горы, как если бы земля была огромной равниной, и его глаза прозревают землю до самых краев. Теперь ничто от него не сокрыто. Он не только может видеть очень далеко, но в силах также обнаружить похищенные души, даже если их стерегут, прячут в чудных дальних краях, и даже если они перенесены ввысь или вглубь в страну мертвых»⁶.

Запомним основные моменты этого опыта мистического озарения: а) оно — результат долгой подготовки, но наступает всегда внезапно, как «вспышка молнии»;

б) речь идет о внутреннем свете, который ощущается во всем теле, но больше всего — в голове;

в) когда его испытывают впервые, оно сопровождается опытом вознесения ввысь;

г) речь идет одновременно и об особой зоркости, и о ясновидении: шаман видит повсюду и очень далеко, но он замечает также невидимую реальность (духов, души больных) и даже провидит грядущие события.

Добавим, что кауманек взаимосвязан с другим специфически шаманским духовным упражнением — с даром видеть собственное тело, низведенное до состояния скелета. Это другой способ сообщить, что шаман способен «видеть» то, что в настоящее время невидимо. Это можно понять и таким образом, что он проницает, как рентгеновские лучи, человеческую плоть, и таким, что он заглядывает далеко в будущее, прозревая, что станет с его телом после смерти. Как бы то ни было, этот дар — тоже род ясновидения, которое становится возможным благодаря озарению. Это следует подчеркнуть: хотя озарение испытывается как внутренний свет и ощущается как световое явление едва ли не в физическом смысле этого слова, тем не менее эскимосскому шаману оно дает одновременно и парагномические способности, и знание мистического порядка.

«Отвердевший свет»

От этого шаманского опыта заманчиво было бы перейти к изучению индийской концепции внутреннего света. Там мы обнаружим то же взаимодействие между опытом света, знанием и выходом за пределы условий человеческого существования. Но я хотел бы ненадолго задержаться на другой группе фактов, относящихся к архаическим обществам, а именно — на инициации австралийских целителей. Я не располагаю австралийскими примерами, сравнимыми с «озарениями» шаманов племени иглулик, но отсутствие у меня таких сведений связано, возможно, с тем, что мы мало знаем австралийских целителей. Все же мы вправе сравнить последних с сибирскими и арктическими шаманами; не только обряды инициации у них имеют немало общего, но к тому же считается, что и те и другие обладают сходными парапсихологическими способностями: ходят по огню, по желанию исчезают и вновь появляются, наделены ясновидением, способны читать чужие мысли и т. д.⁷