Мефистофель. История одной карьеры

Он повелительно кивнул дирижеру и, когда тот вновь взмахнул палочкой, стал танцевать сам. Нет, это был уже не лысый господин в сером, несколько поношенном будничном костюме! Какое бесстыдное, волнующее превращение! И среди бела дня! Не Дионис ли это, бог вина, в экстазе выбрасывает руки и ноги. Барбара смотрела на него потрясенная. Ведь только что еще Хендрик Хефген был полководцем – раздраженный, высокомерный, неумолимый, стоял он перед своим войском – перед девушками из кордебалета. И вдруг – без всякого перехода – предался вакхическому неистовству. Конвульсии пробегали по бледному лицу, бриллиантовые глаза закатились, из приоткрытых губ летели сладострастные хриплые стоны. Танцевал он блестяще, девицы с восхищением смотрели на безупречную технику качающегося режиссера, сама принцесса Тебаб не нарадовалась бы, глядя на него.

«Откуда это у него? – думала Барбара. – И что он сейчас чувствует? Чувствует ли что-нибудь вообще? Или просто демонстрирует девицам, как надо выбрасывать ноги?»

Тут неистовые упражнения Хендрика были прерваны. Молодой человек из конторы осторожно прошел по партеру и поднялся на сцену. Он мягко дотронулся до плеча упоенного режиссера и прошептал, что господин Хефген должен извинить за беспокойство, но директор Шмиц просит господина Хефгена посмотреть эскиз афиши к премьере оперетты, его надо немедленно отправить в типографию. Хендрик сделал знак музыке остановиться, он уже стоял в небрежной позе, вставил в глаз монокль: никто бы не поверил, что этот господин, критическим взором оглядывавший какую-то бумагу, две минуты назад трясся в дионисийском трансе. Но вдруг он смял бумагу и крикнул недовольным, скрипучим голосом:

– Все это надо снова набирать! Безобразие! Опять переврали мое имя! Неужто нельзя добиться, чтобы меня называли правильно? Я вам не Хенрик!

И он в ярости швырнул бумагу на пол.

– Меня зовут Хендрик – запомните, наконец: Хендрик Хефген!

Молодой человек из конторы нагнул голову и пробормотал что-то насчет нового наборщика, по чьей неосведомленности произошла непростительная ошибка. Девицы тихонько захихикали, будто нежно зазвенели колокольчики. Хендрик вытянулся во весь рост, и серебристый перезвон тотчас смолк под его грозным взглядом.

VI «Невозможно описать…»

Хендрик Хефген страдал, читая в «Г. X.» берлинские газеты. Сердце у него сжималось от зависти и ревности. Триумфальный успех Мартин! Новая постановка «Гамлета» в Государственном театре, сенсационная премьера в театре на Шиффбауэрдамм… А он сидит в провинции! Столица обходится без него! Киностудии, большие театры в нем не нуждаются. Его не зовут. Его имени не знают в Берлине. А если уж его упоминает гамбургский корреспондент берлинской газеты, то всегда перевирает имя. «В роли коварного злодея запомнился некто Хенрик Хопфген…» Некто Хенрик Хопфген! У него опускались руки. Жажда славы – большой, подлинной славы, столичной славы – терзала его, как физическая боль. Хендрик держался за щеку так, словно у него болели зубы.

– Быть первым в Гамбурге – подумаешь дело большое! – изливался он фрау фон Герцфельд, участливо расспрашивавшей, почему он так плохо выглядит, и пытавшейся успокоить его посредством умной лести.

– Кумир провинциальной публики – покорно благодарю! Лучше все начать заново в Берлине, чем вариться тут в собственном соку…

Фрау фон Герцфельд испугалась.

– Вы это серьезно? Но вы же не уедете, Хендрик?

И она с укором распахнула золотисто-карие, мягкие глаза, и по большому, нежному, пушисто напудренному лицу пробежала дрожь.

– Ничего еще не решено, – Хендрик строго посмотрел мимо фрау фон Герцфельд и нервно передернул плечами.

– Сначала я поеду на гастроли в Вену.

Он кинул это небрежно, будто упоминал о факте, который давным-давно известен Гедде. А между тем она, так же как и Кроге, Ульрихс да и Барбара, понятия не имела о том, что Хендрик собирается на гастроли в Вену.

– Меня пригласил Профессор, – сказал он и принялся протирать монокль шелковым носовым платком. – Очень милая роль. Собственно, я хотел отказаться из-за неудачного сезона: кто теперь будет в Вене, в июне-то месяце? Но в конце концов я все же решил согласиться. Ведь не предскажешь, к чему приведут гастроли у Профессора… Кстати, Мартин будет моей партнершей, – заметил он вскользь, снова вставляя в глаз монокль.