Мегахранилище двойных планет

Я уже подходил к перекрёстку, как вдруг…

Что-то изменилось.

Вначале я не понял, что именно произошло: колыхание воздуха или дуновение слабого ветерка? Так бывает, когда в комнате открываешь форточку при уже открытом балконе. Затем тишина сменилась отдалённым звуком, как вроде где-то далеко заработал экскаватор.

Я прислушался. Сомнений быть не могло: где-то очень далеко от меня работал какой-то механизм. И звук этот нарастал. Изменилось и освещение, будто я оказался в каком-то матовом непрозрачном тумане. Странно… Инженер не рассказывал мне о таком феномене. Что бы это могло быть?

Впервые я пожалел о том, что мы не всё продумали, ограничив себя отсутствием меры безопасности. Участив шаг, и не отвлекаясь на непонятные надписи на стеллажах, я через пару минут почти выбежал к перекрёстку.

То, что я увидел, заставило меня похолодеть от ужаса.

…На полу, где пересекались «улицы» секций, прямо в середине условной точки пересечения, в луже крови лежал правый кроссовок. Дальше пролегла колея красного цвета от покрышек… квадроцикла, поскольку следов было четыре. Видимо, заднее колесо при развороте заехало в эту, начавшую сворачиваться лужу и, разворачиваясь, оставило столь зловещий след.

…Это был кроссовок Зорина.

Сомнений быть не могло: Андрей Петрович каким-то образом попал в беду, и мне стало страшно. Жив ли он теперь? Если здесь его кроссовок, то где он сам? От страха на глазах выступили слёзы…

И тут же внезапно погас свет, навалилась тьма.

Я ещё не успел ничего осмыслить, как вдруг темнота материализовалась и обрушилась на меня тысячами ударов – по лицу, по почкам, рёбрам, в солнечное сплетение. Стало настолько больно, что я дико закричал, не имея в темноте никакой возможности защищаться. Задыхаясь, я слышал, как хрустят мои кости, рот наполнился сгустками крови, губы потрескались и опухли. Спустя несколько секунд всё было кончено. Избитый и раскромсанный в темноте, я потерял сознание.

********

…В продолжительном стрессовом состоянии организма, мозг способен порождать всевозможные галлюцинации, вполне заменяющие реальность восприятия. Проснувшись в комнате инженерской «берлоги», я в первую очередь подумал, что у меня были именно они, видения, пришедшие ко мне из сновидений.

Тело отзывалось тупой болью, и к горлу подступала тошнота. Добравшись до умывальника, я включил свет и глянул на себя в зеркало. Из прихожей высунулась Дорка, но увидев меня в плачевном состоянии, тихо заурчав, скрылась назад от греха подальше. Собаке было невдомёк, в какой безвыходной ситуации я побывал, и теперь, потеряв хозяина, она видимо что-то чувствовала своим собачьим нутром – забилась в угол гардероба и не высовывалась оттуда, пока я её позже не выпустил во двор.

Из зеркала на меня уставилось заплывшее и побитое лицо незнакомца с перебитым носом, расквашенными губами и едва видными щёлочками глаз под набухшими красными кровоподтёками. На меня смотрело отражение полное тоски, боли и печали, которое не смыть теперь никакими слезами. Инженер пропал.

Негнущимися пальцами я кое-как наскоро нацарапал несколько слов, мол –побитый, но живой, отправляюсь к своим девчатам, буду через два дня. В конце дописал, как я за него переживаю, и если он появится – пусть звонит непременно, даже если начнётся Великое вымирание всей планеты.

То, что мои побои и исчезновение инженера – дело рук незнакомца, я уже не сомневался. Хозяева Мегахранилища не могли такого сделать, иначе, зачем вообще нас было к нему допускать? Да ещё и подкидывать флешку с GPS-навигатором.

Вот только почему ОНИ не защитили ни меня, ни Зорина?

Об этом придётся ещё думать и думать.

Переодевшись во всё новое из гардероба Андрея Петровича, и насыпав полную миску корма, я выпустил Дорку во двор, где, вопреки своей привычки носиться за грызунами, она тихо уселась рядом с будкой и печально посмотрела мне в глаза. Даже она заподозрила что-то неладное.

Активировав сигнализацию, как учил инженер, я тут же покинул это негостеприимное теперь место. Нужно было как можно скорее добраться до моста, где лежал спрятанный велосипед. О скутере я не жалел: меня больше сейчас тяготила мысль о своём друге и неясная тревога о Кате и Анюте.

Зона покрытия связи заработала, как только я пересёк мост и оставил позади себя табличку с предупреждающей надписью. Оба велосипеда были на месте и, схватив свой, я выехал на просёлок к шоссе. Сразу же набрал Катерину и с нетерпением слушал гудки. Слишком долго они раздавались, ох как долго!

– Алло? Лёша, господи, наконец-то! Ты где?

Я несколько секунд наслаждался звуками из трубки.

– Катя, родная моя! – от волнения всё сжалось внутри. Я почти кричал, превозмогая боль. Распухшие губы не давали правильно выговаривать слова.

– Всё в порядке? Где Носик?

– Здесь со мной. Я её не отпустила в школу. Лёша, что случилось? Почему ты кричишь, и почему у тебя такой голос?

Я ликовал! Девочки мои дома и с ними всё хорошо.