Мэгги и Джастина

Она уже начинала укорять себя за бессмысленные, глупые обиды, которые, как ей казалось, вовсе не имели под собой никаких оснований, как ее тут же сотрясал новый приступ ярости. Нет, но до чего же это все несправедливо! Может быть, вернувшись к нему, я тем самым внушила ему чувство слишком уж полного спокойствия на мой счет? Женщины, которые прожили в браке много лет, предупреждали меня: «Остерегайся, мужчины должны испытывать волнение и любопытство. Если ты перестанешь быть для мужа тайной, он начнет искать ее в другом месте…» Неужели для того, чтобы заинтересовать собой, надо обязательно держать его в подвешенном состоянии, вызывать ревность? Все это не составляет ни малейшего труда. Просто нужно с меньшим равнодушием относиться к тонким намекам и нежным признаниям других мужчин. Многие из моих партнеров по театру искали и все еще ищут случая поухаживать за мной. Они приглашают меня на ужины, в ресторан, зазывают на вечеринки к себе в квартиры, после спектаклей одаривают меня огромными букетами цветов и пишут записки, в которых объясняются в неимоверной любви. Они считают меня настоящей богиней и, хотя я каждый раз отказываю им, не оставляют своих намерений в один прекрасный день добиться моей благосклонности.

А что если принять эти ухаживания? Причем сделать это так, чтобы ему обо всем сразу же стало известно? В этом не будет ни малейших сложностей. Достаточно несколько раз сходить с моим новым воздыхателем в тот же ресторан, где мы бывали с Лионом, причем сделать это именно тогда, когда зал ресторана будет полон наших общих знакомых. Ему мгновенно донесут о том, что его жена прекрасно проводит время в его отсутствие.

Пусть это лишний раз напомнит ему, что его жена продолжает вызывать интерес у других мужчин, что она все еще может нравиться. Пусть он опять слегка помучится. Что ей мешает сделать это?

Джастина, конечно, допускала, что в ее возрасте — тридцать пять — глупо и нелепо поступать таким образом. Однако временами, особенно сильно страдая от невнимания мужа либо попросту от его отсутствия, она была готова решиться даже на такую глупость. В конце концов, она может позволить себе какой-нибудь легкий флирт. Она еще совсем не потеряла сексуальной привлекательности и может надеяться на то, что ее фигура и лицо способны возбудить в мужчинах желание.

Джастина уже начинала строить планы подобного рода мести и даже подбирала какую-нибудь подходящую кандидатуру среди поклонников, которые после каждого спектакля домогаются хотя бы минуты ее внимания. Нет, этот слишком толст, тот, который сделал себе состояние на зубных щетках, просто круглый идиот, хотя у него очень много денег. А вот этот достаточно молод и привлекателен. У него такие шикарные черные брови и красивый чувственный рот. Но, вспоминая о том, как невыносимо вульгарен и самонадеян очередной кандидат, она брезгливо морщилась и отбрасывала эту кандидатуру. Кто еще? Ах, да, этот грек. Нет, он просто нелеп. Вечно жует миндальные орехи, как какой-то контрабандист. А еще от него за версту несет дорогим одеколоном, как будто он пытается отбить вселившийся в него навечно запах соленой рыбы. Наверно, также, как этот Аристотель Онассис, он сколотил себе состояние рыболовной сетью. А может быть, и не рыболовной сетью. Да, в общем, какая разница? Нет, грек — это уж слишком. Вот, нашла. Подходящая кандидатура — этот француз, который занимается прибрежной торговлей. По-моему, он бывает в Лондоне куда чаще, чем Лион. Он всегда так внимателен, вежлив, галантен, присылает дорогие подарки, которые Джастина всегда отдает подругам по театру, чтобы не вызывать в них излишней зависти и подозрений. Особенно нравятся подарки, которые делает Джастине этот француз, ее гримерше. Ну что ж, она простая женщина и никогда не могла бы позволить себе купить дорогие французские духи или перламутровые украшения. Джастине-то они и ни к чему. Она вполне удовлетворена тем, что имеет. Лион вполне в состоянии обеспечить ей безбедное существование.

Тем не менее Джастине было приятно получать эти подарки, переадресовывая их всем вокруг. Может быть, мне стоит пошалить с этим французиком? И ее уже начинали одолевать шаловливые мысли, как вдруг лицо ее темнело, хмурилось и она решительно говорила самой себе: брось, у тебя достаточно благоразумия. В конце концов, ты же не такая простушка, чтобы вытворять такое.