Меги. Грузинская девушка

Меники рассказывает. Она путает имена, но в шелесте лиственного леса, в котором слышен шепот случившихся тысячи лет назад историй, имена эти звучат первозданно: это аргонавты во главе с воином Ясоном, это устье реки Фазис, замок царя Аэта и его священная роща, дуб с Золотым Руном, охраняемым огнедышащим драконом… Меники рассказывает. Те ивы и тот боярышник не исчезли, они все еще растут и размножаются из века в век, пуская все новые и новые ростки… Меники рассказывает. Лиственный лес шелестит. Может быть, он — праправнук той священной рощи! Кто знает! Ведь в нем роятся и перешептываются древние истории… Меники рассказывает дальше и доходит в своем рассказе до того места, когда появляется Медея, светловолосая дочь сына солнца Аэта. Меники иначе произносит ее имя. Она говорит: «Медиа». И тут Меники преображается. Цицино очнулась от своих раздумий. Меги вся превратилась в слух. Меники ведет рассказ дальше. Может быть, она цитирует Аполлония Родосского! Нет, она не цитирует Аполлония Родосского. Она слышит эту историю в шелесте лиственного леса, откуда весть о ней когда-то пришла и в страну родосского поэта… Меники продолжает рассказ. Когда Медея (она говорит: «Медиа») видела, что заря занимается, она связала свои небрежно распущенные волосы и умыла свое сухое лицо. Тело она умастила лавандовым маслом и надела красивое платъе, застегнув его искусно изготовленными пряжками. На голову, намазанную благовониями, она накинула белую вуаль. Затем она занялась делами в замке и забыла о своем горе. Но ее ожидало нечто еще большее. Все двенадцать девушек, ее ровесниц, прислуживавших ей, находились в передней ее благоухающей опочивальни. Им она велела быстро запрячь мулов в арбу, на которой она решила поехать в сверкающий храм Гекаты. Пока прислужницы готовили упряжку, Медея достала из ларца снадобье, называемое Прометеевым… (Вместо «Прометей» Меники говорит: «Амирани»). Того, кто ночными жертвоприношениями умилостивил богиню-девственницу и умастил свое тело этим снадобьем, не брал ни меч, ни огонь; более того: он и душой тогда становился гораздо сильнее, чем когда бы то ни было. Это целебное средство появилось тогда, когда кровожадный коршун на склонах Кавказа пролил на землю кровь страдальца Прометея. Меники говорит: «Амирани». Цветки растения, выросшего из этой смешанной с кровью земли, стебель которого достигает двух локтей, похожи на шафран, а его корень — на свежерубленное мясо. Темными ночами, облаченная в черное платье, собирала Медея (Меники произносит: «Медиа») сок этого растения, подобный бурому соку черного бука, в каспийскую раковину для снадобий. Но прежде чем выйти для этой цели из дому, она купалась в семи вечно текущих водах и семь раз призывала Бримо, девственницу Бримо, ночную странницу, богиню преисподней, царицу усопших… Меники умолкает. Она любит делать паузы. Удивленные глаза Меги сверкают, а Цицино с загадочной улыбкой смотрит на няню. Наверно, думает она, няня знает тайну волшебного напитка и на смертном одре раскроет ее тем, кого она когда-то вскормила. Она хочет спросить няню о чем-то, но Меники не дает себя перебить и рассказывает дальше. Она рассказывает с том, как золотоволосая Медея влюбилась в чужестранца Ясона, как она спасла его со спутниками, как вместе с ними она совершила побег и еще о многом другом…

Лиственный лес замолкает на миг, будто одна из его тысячелетних историй вот сейчас подошли к концу. И Меники умолкает, глядя с загадочной улыбкой на Меги: не воскресла ли в ней колхидская девушка Медея, чародейка, так щедро, так расточительно наделенная природой даром любви! Меги подсознательно думает о том же самом и чуть-чуть краснеет от стыда. И вдруг перед ней вновь встает образ того незнакомца с белым соколом на левой руке.

РОМАШКА

Дом погружен в глубокий сон. Лишь Меги не спится. Она и в самом деле поверила, что является наследницей той, ставшей на весь мир знаменитой колхидянки, и трепет предчувствия охватил ее. Она вспомнила, что сегодня новолуние, и тайком вышла из дому. Луна, казалось, излучала соблазн, и девушка сама была олицетворением соблазна. На лугу Меги увидела ромашку. Не сводя глаз с луны, она шептала слова, звук которых не доходил до ее слуха. Дрожа всем телом, она нагнулась к ромашке, и на мгновение биение ее сердца слилось с ритмом природы. С замирающим сердцем девушка сорвала цветок и, бледная, утомленная, пошла домой. Она прокралась в свою комнату, спрятала ромашку под подушку и легла спать в надежде увидеть во сне суженого. Но странно: желанное сновидение не приходило к ней. Однако в полусне ей постоянно виделся тот незнакомец. Нет, ей непременно должен присниться ее будущий жених, тот, кто назначен ей судьбой. К чему этот призрак полусна?

Девушке стало не по себе. Она взяла в руки ромашку, разорвала ее и, скомкав, бросила на пол. После этого она закрыла глаза, но еще долго беспокойно ворочалась в постели. Лишь под утро к ней пришел наконец сон, глубокий, без сновидений.

ЦИЦИНО И ЕЕ РАБ