Меги. Грузинская девушка

В родной деревне, овеваемой ароматами зрелой осени, я записал рассказ старика. Солнце Грузии светило надо мной так же, как светило оно мне тридцать лет тому назад. И все-таки я был чем-то недоволен: мне недоставало концовки рассказа Гегии, ибо что-то в нем оставалось незавершенным. Историю возникновения портрета я уже знал. Но оставался вопрос: как попал он в руки старику? Много лет тому назад, когда я на мельнице разглядывал волшебный портрет и слушал под шум воды и стук жерновов рассказ Гегии, я думал лишь о Меги. Да тогда, пожалуй, и нельзя было думать еще о чем-нибудь другом, глядя на ее портрет, ибо он завораживал. Теперь же меня мучил вопрос: не связана ли судьба портрета каким-нибудь образом с тайной самого Гегии? Мысль моя вдруг стала ясновидящим пламенем: я понял, что Гегия был одним из действующих лиц своего рассказа. Но каким? Может быть, это художник Вато? Я задумался: тщедушный Вато едва ли дожил бы до седых волос. Загадку эту я мог, по-видимому, решить лишь с помощью самого рассказчика.

Я решил ускорить отъезд. У мельницы я остановил коня.

— Опять сделаем привал? — спросил мой кузен, улыбаясь.

— Не помешает, — ответил я, немного смутившись. Несколько крестьян сидели возле мельницы, обмениваясь новостями. Гегия стоял в стороне, и я подошел к нему.

— Добрый день, Гегия!..

— Здравствуй! — ответил он. Через несколько секунд он спросил: — Ты уже уезжаешь? Так скоро?

— Меня ждут дела…

— Дела… — улыбнулся он, покосившись в мою сторону, и сказал с хитрой усмешкой: — Ты, наверно, уже записал все, что я тебе рассказал?

— Да.

— Гм-м… И что же, хорошо получилось?

— Надеюсь.

Молчание. Затем я сказал как бы самому себе:

— Лишь одно мне непонятно…

— Что тебе непонятно?

— Как попал к тебе портрет?

Старик взглянул на меня недоверчиво и, тяжело ступая, отошел в сторону.

До отхода поезда у меня еще было четыре часа.

Что-то все же не давало мне покоя: неужели мне не удастся выведать у старика хоть что-нибудь о его последней тайне? Неподалеку рос дуб, под которым лежал длинный камень. Гегия сел на него. Я остановился рядом. Снова молчание. Любое неосторожное слово могло спугнуть молчаливого старца. Я стоял и ждал чего-то. Гегия опять взглянул на меня, но на сей раз чуть теплее. На его губах мелькнула улыбка, теперь уже лукавая.

— Ты хочешь знать… Но ведь это нехорошо, — сказал он наконец.

Я молчал. Страх обронить лишнее слово заставил меня ждать, пока Гегия сам заговорит, и я молчал. Но молчание мое, по-видимому, было красноречивее и убедительнее страха.

— Я отобрал портрет у Нау… — Слова Гегии упали тяжело, словно пробужденные от тысячелетней спячки.

— У Нау? — спросил я испуганно.

— Да, у Нау, — ответил он и начал рассказывать. Я слушал, затаив дыхание.