- Я впервые произношу вслух то, о чем до сих пор только думала... Жизнь с отцом становилась все тягостнее, он уже был болен, хотя мы этого еще не знали... Я, правда, понимала, что долго он не проживет и что очень скоро я стану необходима Филиппу. Видите ли, я не должна была выходить замуж... Я говорила об этом Рене.
- Вы работали?
- Отец запрещал мне работать, поскольку считал, что девушке не место в конторе... Однако я намеревалась пойти работать, когда буду жить с братом... Но Рене настаивал... Ему было тридцать пять лет... Он был уже сложившимся человеком, и я в него верила...
Он сказал мне, что, если, что случится, он будет заботиться о Филиппе, будет относиться к нему, как к сыну, и я в конце концов согласилась. Мне не следовало этого делать... Это было уступкой... Но мне так хотелось вырваться из тягостной домашней обстановки, освободиться от ответственности... У меня было предчувствие...
- Вы любили мужа?
Она посмотрела Мегрэ прямо в глаза и ответила с вызовом в голосе:
- Да, господин комиссар... Я любила его до последнего дня... Это был человек... - У нее впервые задрожал голос, и она отвернулась. - И все равно, всю свою жизнь я считала, что должна была принести это в жертву... Когда через два месяца после свадьбы врач сообщил мне, что у отца неоперабельный рак, я сочла, что это возмездие.
- Вы сказали об этом мужу?
- Нет. Я впервые говорю с вами обо всем этом, и только потому, что если это действительно сделал мой брат, то мой рассказ - единственный способ как-то оправдать его... Если будет нужно, я повторю это на суде. Вопреки тому, что вы думаете, мне безразлично, что скажут люди...
Она оживилась, а ее руки были в беспрестанном движении. Она снова открыла сумочку и достала небольшую металлическую коробочку.
- У вас нет стакана воды? Мне лучше принять лекарство, которое прописал доктор Ларю.
Мегрэ открыл стенной шкаф, в котором хранились графин с водой, стакан и даже бутылка коньяку, который иной раз бывал весьма кстати.
- Благодарю вас... Я стараюсь оставаться спокойной... Все считают меня очень выдержанной, даже не догадываясь, как дорого мне все это дается... Так о чем я говорила?
- О вашем замужестве... Брат был тогда в Версале...
Отец...
- Да... Брат учился в Версале всего год, потом его оттуда выгнали.
- Он снова сбежал?
- Нет. Но он был недисциплинированный, и учителя ничего не могли с ним поделать... Понимаете, я ни разу не жила с ним длительное время, чтобы узнать его поближе. Я уверена, что по натуре он не плохой. Его подводит воображение. Может быть, виной тому детство в санатории, когда он почти все время был прикован к постели и чувствовал себя покинутым? Помню, однажды он исчез, и я обнаружила его лежащим на полу чердака. "Что ты здесь делаешь, Филипп?" - "Рассказываю себе разные истории..." Увы, он их рассказывал не только себе. Я сказала отцу, что мы заберем его к себе домой. Рене не возражал. Он первый мне это предложил. Отец не захотел и отдал его в другой пансион, на сей раз в Париже. Филипп навещал нас на улице Нотр-Дам-де-Шан каждую неделю. Мы уже жили там. Муж действительно относился к нему, как к сыну... Но скоро родилась Вероника...
Тихая, красивая улица, удобная квартирка, в окружении монастырей, в двух шагах от тенистых аллей Люксембургского сада. Порядочные люди. Процветающее дело. Счастливая семья...
- Как вы знаете, мой отец...
- Где это случилось?
- На улице Даро. В кресле. Он надел мундир и поставил перед собой только мамину и мою фотографии.
- А что стало с Филиппом?
- Он кое-как учился. Два года жил у нас. Было ясно, что ему не получить степени бакалавра, и Рене хотел взять его к себе в дело.
- Какие отношения установились между вашим братом и мужем?
- Рене проявлял бесконечное терпение... Он скрывал от меня как мог выходки Филиппа, а тот этим пользовался... Он не терпел никакого принуждения, никакой дисциплины... Часто он не приходил к обеду, являлся домой в любое время ночи, и всегда у него была наготове очередная история... Началась война...
Филиппа исключили из новой школы, и мы с мужем, хотя и не говорили между собой на эту тему, были очень обеспокоены его судьбой... Думаю, что и у Рене были своего рода угрызения совести... Возможно, останься я на улице Даро...
- Я так не считаю, - серьезно сказал Мегрэ. - Согласитесь, что ваше замужество никак не повлияло на развитие событий...
- Вы так думаете?
- За годы моей службы мне доводилось видеть десятки судеб, схожих с судьбой вашего брата, хотя тем людям не было таких оправданий, как Филиппу.
Ей очень хотелось ему поверить, но она еще не могла решиться.
- А что было во время войны?
- Филипп пошел на фронт добровольцем. Ему едва исполнилось восемнадцать, но он так настаивал, что мы в конце концов уступили. В мае 1940-го его взяли в плен в Арденнах, и мы долго не имели от него никаких известий. Всю войну он провел в Германии, сначала в лагере, потом на ферме возле Мюнхена. Мы надеялись, что он вернется другим человеком.
- Но остался тем же?