Мегрэ и старики

«…Чем больше он взрослеет, тем больше походит на вас. Не чудо ли это? Возможно, это Небеса воздают нам за принесенную жертву? Юбер тоже замечает это сходство и смотрит на ребенка как-то по-своему…»

Во всяком случае, Юбер больше не был допущен на супружеское ложе, но и не искал утех на стороне.

В письмах он был теперь не Юбер, а просто Ю.

«У бедного Ю. появилось увлечение, и я подозреваю, что оно причиняет ему страдания. Он худеет на глазах и становится все более нервным…»

Такие «увлечения» стали появляться через каждые пять-шесть месяцев. Арман де Сент-Илер со своей стороны не должен был пытаться заверять ее в своем целомудрии.

К. примеру, Изабель писала ему:

«Надеюсь, что турецкие женщины не такие дикие, как о них говорят, а их мужья не такие свирепые…»

И добавляла:

«Будьте благоразумны, друг мой. Каждое утро я молюсь за вас…»

Когда он работал в посольстве на Кубе, а потом был послом в Буэнос-Айресе, ее беспокоили женщины с испанской кровью.

«Они так красивы! А я здесь, так далеко, содрогаюсь от мысли, что в один прекрасный день вы влюбитесь…»

Она проявляла заботу о его здоровье.

«Вы все еще страдаете из-за фурункулов? Представляю, как при такой жаре они должны…»

Она знала Жакетту.

«Я написала Жакетте и сообщила ей рецепт миндального торта, который вы так любите…»

— Разве она не обещала мужу больше не видеться с Сент-Илером? Послушай это…

«Какое неописуемое и в то же время мучительное счастье я испытала вчера, когда издали увидела вас в Опере… Мне так нравятся ваши седые виски и легкая полнота, которая придает вам такой достойный вид…

Весь вечер я гордилась вами…

Только вернувшись на улицу Варенн и посмотревшись в зеркало, я ужаснулась… Как мне удавалось не разочаровывать вас?.. Женщины быстро увядают, и вот я уже почти старуха…»

Таким образом, они виделись издали неоднократно. И даже назначали друг другу что-то вроде свиданий.

«Завтра около трех часов я буду гулять с сыном в парке Тюильри…»

Сент-Илер, со своей стороны, прогуливался у нее под окнами в заранее условленное время.

По поводу ее сына, когда ему было лет десять, была написана характерная фраза, которую Мегрэ зачитал вслух:

— «Филипп, увидев снова, что я пишу, простодушно спросил: „Опять пишешь своему возлюбленному?“»

Мегрэ вздохнул, вытер пот со лба и перевязал бечевкой пачки писем.

— Попытайся соединить меня с доктором Тюделем.

Нужно было опереться на твердую почву. Письма вернулись на свое место в шкафу, и Мегрэ сказал себе, что больше к ним не прикоснется.

— Он у телефона, шеф…

— Алло! Доктор… Да, Мегрэ… Вы закончили десять минут назад?.. Нет, разумеется, я не требую от вас всех подробностей… — Слушая доктора, он что-то черкал в блокноте Сент-Илера. — Вы уверены? Вы уже отправили пули Гастинну-Ренетту? Я позвоню ему попозже… Спасибо… Будет лучше, если вы отправите ваше заключение судебному следователю… Ему это будет приятно… Еще раз благодарю…

Он стал ходить по комнате, заложив руки за спину и останавливаясь время от времени у окна, чтобы выглянуть в сад, где по лужайке скакал дрозд.

— Первая пуля, — объяснял он Жанвье, — поразила его спереди почти в упор… Это пуля калибра 7,65… У Тюделя нет еще опыта доктора Поля, но он почти уверен, что она была выпущена из автоматического браунинга… На одном доктор настаивает категорически: первая пуля вызвала почти мгновенную смерть. Тело наклонилось вперед и соскользнуло из кресла на ковер…

— А откуда он это знает?

— Потому что другие выстрелы были произведены сверху вниз.

— Сколько пуль?

— Три. Две в животе и одна в плече. — Он смотрел на кое-как помытый ковер, где еще различались контуры кровавых пятен. — Или же убийца хотел удостовериться, что жертва мертва, или находился в таком возбужденном состоянии, что продолжал стрелять машинально. Соедини-ка меня с Мерсом.