— Вы, конечно, понятия не имеете, где находится улица Попенкур?
— Я не парижанин.
— Никто из вас не заметил, как за соседним столиком молодой человек включил магнитофон?
— Чего?
— Вы не вышли следом за этим молодым человеком?
— Зачем? Уверяю вас, это не по моей части.
— Ваши сообщники не поручали вам завладеть кассетой?
— Ну и дела! Теперь какая-то кассета! Это все?
— Все, — отрезал Мегрэ и обратился к Жанвье:
— Забирай его в свободный кабинет. Все сначала.
Жанвье должен был задавать ему те же вопросы, примерно теми же словами и в той же последовательности. Потом его сменит третий инспектор.
В данном случае Мегрэ не очень-то верил в успех, но это было единственным действенным средством. Такой допрос мог длиться часами. Однажды после тридцатидвухчасовой карусели человек, которого допрашивали в качестве свидетеля, признался в совершении преступления. А ведь полицейские несколько раз готовы были его отпустить — так ловко прикидывался он невиновным.
— Приведите Мила, — сказал комиссар Лурти, заглянув в инспекторскую.
Бармен знал, что он хорош собой, считал себя умней и опытней сообщников и, казалось, играл свою роль не без удовольствия.
— Вот как! Болтуна здесь нет? — спросил он, не увидев адвоката. — Вы считаете себя вправе допрашивать меня в его отсутствие?
— Это мое дело.
— Я сказал это просто потому, что мне не хотелось бы, чтобы из-за мелочи процедуру сочли незаконной.
— За что вы судились в первый раз?
— Не помню. Да к тому же у вас наверху есть мое дело. Вы лично мной никогда не занимались, но лавочку вашу я малость знаю.
— Когда вы заметили, что ваш разговор записывают?
— О каком разговоре и о какой записи вы говорите?
У Мегрэ хватило терпения задать все намеченные вопросы, хотя он и знал, что это бесполезно. Сейчас Лурти будет повторять их без передышки — так же, как это уже делает Жанвье. Настала очередь рамочника. На первый взгляд он казался робким, однако обладал не меньшим хладнокровием, чем остальные.
— Давно вы занимаетесь грабежом пустующих вилл?
— Как вы сказали?
— Я спрашиваю, давно ли…
Мегрэ было жарко, пот стекал у него по спине. Четверо подозреваемых явно успели сговориться. Каждый играл свою роль и не давал захватить себя врасплох неожиданными вопросами. Моряк-бродяга держался своей версии. Во-первых, он ни с кем не встречался на площади Бастилии. Во-вторых, во вторник вечером он искал, по его выражению, «хазу».
— В пустом доме?
— В незапертом… В доме или гараже…
В шесть вечера четверых мужчин отвезли на полицейской машине на улицу де Соссэ, где им предстояло провести ночь.
— Это вы, Грожан? Благодарю, что одолжили их на время… Нет, ничего я из них не вытянул. Это не мальчики из церковного хора.
— А я, что, сам не знаю? За ограбление во вторник они ответят — их взяли с поличным. Но насчет предыдущих, если только мы не найдем доказательства или свидетелей…
— Вот увидите, когда все появится в газетах, свидетели найдутся.
— Вы все еще считаете, что убийство на улице Попенкур дело рук одного из них?
— По правде говоря, нет.
— У вас есть какие-нибудь предложения?
— Нет.
— И что же вы намереваетесь делать?
— Ждать.
Так оно и было. Вечерние газеты уже опубликовали отчет о том, что произошло в коридоре судебных следователей, а также заявления, сделанные Мегрэ. «Убийца с улицы Попенкур?» Под этой шапкой была помещена фотография Ивона Демарля в наручниках у двери следователя Пуаре. В телефонном справочнике Мегрэ отыскал номер квартиры на набережной Анжу и набрал его.
— Алло? Кто у телефона?
— Камердинер господина Батийля.
— Господин Батийль у себя?
— Еще не вернулся. Он поехал к своему врачу.
— Говорит комиссар Мегрэ. Когда состоятся похороны?
— Завтра в десять.
— Благодарю вас.
Уф! Для Мегрэ день закончился, и он позвонил жене, что едет обедать.
— После чего пойдем в кино, — добавил он. Это — чтобы развеяться.
Глава 5
На всякий случай Мегрэ взял с собой молодого Лапуэнта. Они стояли в толпе на набережной напротив дома, соседнего с домом покойного: зевак собралось столько, что пробраться ближе не было никакой возможности. Многие приехали на машинах, главным образом в лимузинах с шоферами; одни автомобили стояли вдоль набережной между мостами Луи Филиппа и Сюлли, другие — по ту сторону острова, на Бетюнской и Орлеанской набережных. Утро выдалось в пастельных тонах, свежее, ясное, веселое.
Машины останавливались перед подъездом, затянутым крепом, люди входили в дом, склонялись перед гробом и возвращались на улицу, чтобы присоединиться позже к похоронной процессии. Рыжий фотограф без шляпы бегал взад и вперед, то и дело нацеливаясь объективом на лица зевак. Некоторые из них, оскорбленные в своих чувствах, делали ему резкие замечания. Он, не обращая внимания, невозмутимо продолжал работать. Многие, особенно те, кто на него ворчал, были бы удивлены, если бы узнали, что он не представляет ни газету, ни журнал, ни какое-либо агентство, а находится здесь по приказанию Мегрэ. Комиссар рано утром поднялся в криминалистическую лабораторию и вместе с Мерсом выбрал Ван Амма, самого лучшего и расторопного полицейского фотографа.