Мегрэ напуган

- Что вы хотите этим сказать?

- Ничего. Могу сформулировать иначе, если вам так хочется: абсолютно несчастных людей нет. Всякий так и норовит за что-нибудь да уцепиться и создать для себя какую-нибудь разновидность благоденствия.

- Вы осознаете, что это значит?

И добавил, не дождавшись ответа:

- Знаете ли вы, что именно в результате такого вот рода поисков, так сказать, компенсации неблагополучия, попыток несмотря ни на что все же поймать за хвост птицу счастья, и рождаются всевозможные мании и зачастую возникает неуравновешенность психического состояния? Посетители кафе "У почты", потягивающие сейчас вино и играющие в карты, пытаются убедить самих себя в том, что находят в этом удовольствие.

- А вы?

- Не понимаю, о чем вы?

- Разве вы не ищете для себя аналогичных возмещений или, как вы говорите, "компенсаций"?

На этот раз Ален забеспокоился, заподозрил, что Мегрэ знает больше, чем говорит, и застыл в нерешительности: стоит ли ему и дальше углублять разговор.

- Решитесь ли вы, к примеру, отправиться сегодня вечером в район казарм?

Комиссар спросил это скорее из жалости, дабы избавить Алена от его сомнений.

- Вы в курсе?

- Да.

- С ней говорили?

- Долго.

- И что она вам рассказала?

- Все.

- Я неправ?

- Не мне вас судить. Ведь вы сами заговорили об инстинктивном стремлении людей чем-то заменить неудовлетворенность бытием. А как насчет компенсаций у вашего отца?

Они понизили голоса, благо уже подошли к открытой двери отеля, в холле которого горела лишь одна зажженная лампа.

- Почему притихли?

- Потому, что не знаю ответа на этот вопрос.

- Не заводит ли он интрижки на стороне?

- В Фонтенэ точно нет. Слишком он всем известен, и его похождения сразу бы выплыли наружу.

- А вы? О вашем романе знают?

- Нет. Со мной дело обстоит иначе. Не исключено, что во время поездок в Париж или Бордо отец позволяет себе поразвлечься.

Он прошептал для самого себя:

- Бедный отец!

Мегрэ удивленно взглянул на него.

- Вы его любите?

Ален стыдливо признался:

- Во всяком случае мне его жалко.

- И так было всегда?

- Еще хуже. Сейчас мать и тетка слегка успокоились.

- В чем они его упрекают?

- В том, что он простолюдин, сын скототорговца, пьянствовавшего в деревенских кабаках. Курсоны так и не смогли простить ему, что стали в нем нуждаться, понимаете? А во времена старого Курсона ситуация была ещё тяжелее, ибо был более несносным и грубым, чем его дочери и сын Робер. И до самой кончины отца все Курсоны будут относиться к нему оскорбительно за то, что живут исключительно его щедротами.

- А как обращаются с вами?

- Как с Верну. И моя жена, дочь виконта де Кадёй, выступает с ними в союзе.

- Сегодня вечером вы намеревались мне сообщить именно об этом?

- Не знаю.

- Может, хотели поговорить об отце?

- Мне желательно было узнать ваше мнение о нем.

- А не были ли главным образом озабочены тем, чтобы выяснить, не разузнал ли я о существовании Луизы Сабати?

- Кстати, а как вы вышли на нее?

- Через анонимку.

- Следователь знает? А полиция?

- Их это не колышет.

- Но они займутся этим?

- Нет, если достаточно быстро выявят убийцу. Письмо-наводка у меня в кармане. О встрече с Луизой я Шабо не сообщал.

- Почему?

- Ибо не считаю, что на нынешнем этапе расследования эти факты представляют интерес.

- Она тут не при чем.

- Послушайте, месье Верну...

- Да.

- Сколько вам лет?

- Тридцать шесть.

- Когда закончили учебу?

- В двадцать пять я ушел с медицинского факультета, после чего проработал ещё пару годков интерном в больнице Святой Анны.

- Вы никогда не пытались жить самостоятельно?

Вопрос комиссара его заметно обескуражил.

- Не хотите отвечать?

- Нечего сказать. Вы все равно не поймете.

- Не хватает духа?

- Так и знал, что вы расцените это подобным образом.

- Ну не вернулись же вы в Фонтенэ-ле-Конт ради защиты отца?

- Видите ли, все проще и одновременно сложнее. Просто однажды я приехал сюда на несколько недель, чтобы отдохнуть.

- И застряли?

- Да.

- Слабоволие?

- Если хотите. Хотя было бы неточно объяснить происшедшее только этим.

- У вас сложилось впечатление, что поступить иначе было невозможно?

Ален предпочел тему.

- Как поживает Луиза?

- Думаю, как всегда.

- Не обеспокоена?

- А вы давно с ней не виделись?

- Уже два дня. Вчера вечером я ведь направлялся не к другу, а к ней. А после случившегося уже не решился продолжать путь. Сегодня тоже. Этим вечером обстановка ещё более ухудшилась с появлением патрулей. Теперь понимаете, почему уже после первого убийства общественное мнение обрушилось на нас?

- Я частенько отмечал подобный феномен.

- Но почему они набросились на нашу семью?

- Кого, по-вашему, они подозревают? Вашего отца или вас?

- Им безразлично, лишь бы это был кто-то из нас. В равной мере их устроила бы и моя мать, как, впрочем, и тетка.

Они вынуждено прервали беседу, так как послышались шаги. То были два человека с повязками на рукавах, в руках - дубинки; проходя мимо, они внимательно их осмотрели. Один даже направил в их сторону луч карманного фонарика и, удаляясь, громко пояснил своему спутнику:

- Это Мегрэ.

- Второй - сын Верну.

- Ага, я узнал его.

Комиссар посоветовал своему собеседнику:

- Вам лучше вернуться домой.

- Согласен.