Мегрэ в тревоге

На протяжении всего обеда, где в качестве основного блюда подали фаршированную баранью лопатку, — Мегрэ не помнил, чтобы ему доводилось раньше пробовать такую вкуснятину, — Жюльен Шабо просидел с видом человека, которого мучат угрызения совести.

Переступая порог своего дома, следователь счел нужным шепнуть другу:

— Давай не будем говорить об этом в присутствии матушки.

Мегрэ и не собирался этого делать. Он заметил, как следователь склонился над почтовым ящиком и, раздвинув ворох проспектов, вытянул оттуда конверт, схожий с тем, что комиссару вручили сегодня в гостинице с той лишь разницей, что тот был зеленоватый, а этот светло-розовый. Не из одной ли пачки их доставали? Но удостовериться в этом тотчас же он не смог, так как Шабо небрежно сунул послание в карман.

По пути сюда от Дворца правосудия они не обмолвились ни единым словом. Перед уходом из учреждения оба накоротке переговорили с прокурором, и Мегрэ был в достаточной степени удивлен тем, что тот оказался совсем еще молодым, едва достигшим тридцатилетия человеком, только-только закончившим учебу, красавцем, отнюдь не трагично воспринимавшим свои функции государственного обвинителя.

— Прошу извинить меня за вчерашнее отсутствие, Шабо. Есть веская причина, по которой меня не смогли разыскать. Я был в Ла-Рошель, увы, утаив это от моей женушки. — И, подмигнув, добавил: — К счастью!.. — Затем, ни о чем не догадываясь, ляпнул: — Ну а теперь, когда вам на помощь прибыл сам Мегрэ, вы вот-вот наложите лапу на убийцу. Вы также считаете, комиссар, что здесь замешан кто-то, у кого с головой не все в порядке?

Мегрэ не счел нужным возражать. Было заметно, что отношения между следователем и прокурором не слишком уж дружественные.

В коридорах Дворца пришлось выдержать натиск журналистов, которые проведали о показаниях Шалю. Видимо, тот с ними уже пообщался. Мегрэ готов был держать пари, что и в городе знали об этом. Было затруднительно объяснить царившую в Фонтэне атмосферу. От Дворца правосудия до дома следователя им повстречалось от силы человек пятьдесят, но этого оказалось достаточным, чтобы почувствовать, насколько накалились страсти. На обоих служивых поглядывали с недоверием. Простой народ, в особенности возвращавшиеся с рынка женщины, не скрывали своего почти враждебного отношения. В верхней части площади Вьет имелось маленькое кафе, в котором собралось на аперитив довольно много посетителей, и, когда они проходили мимо, оттуда донесся не внушавший успокоения ропот, слышались и язвительные замечания.

Некоторые жители стали потихоньку впадать в панику, и объезжавших город на велосипедах жандармов было недостаточно, чтобы ободрить население, скорее наоборот: их появление на улицах добавило некий драматический оттенок, напоминая, что где-то здесь бродит на свободе убийца.

Мадам Шабо во время обеда не пыталась донимать их расспросами. Она была очень предупредительна с сыном, как и с Мегрэ, умоляя, как представлялось, комиссара взглядом уберечь ее чадо, изо всех сил старалась удерживать разговор за столом в русле самых невинных тем.

— А вы помните ту слегка косившую девушку, вместе с которой вы как-то здесь в воскресенье ужинали?

Память у нее была просто изумительной, и она то и дело упоминала о людях, с которыми Мегрэ встречался более тридцати лет назад во время своих краткосрочных визитов в Фонтэне.

— Она сделала блестящую партию, выйдя замуж за молодого человека из Марана, построившего крупную сыроварню. У них родилось трое детей, один другого краше, но затем нежданно-негаданно, как если бы судьба сочла, что на их долю выпало слишком много счастья, эта женщина вдруг слегла с туберкулезом. — И мадам Шабо принялась рассказывать о других людях, умерших, страдавших от болезней или столкнувшихся с другого рода горем.

На десерт Роза принесла огромный поднос с профитролями[5], при этом в глазах пожилой женщины, наблюдавшей за комиссаром, появилось лукавое выражение.

Он сначала не понял причину этого, хотя и чувствовал, что от него чего-то ждут. Он не любил это кушанье и положил на тарелку всего один шарик.

— Полноте! Берите. Не стесняйтесь!..

Видя, что она разочарована, он добавил еще два.

— Не хватало, чтобы вы заявили, будто лишились аппетита! Помнится мне, как-то вечером вы их съели аж двенадцать. И каждый раз к вашему приезду я готовила профитроли, а вы клялись, что ничего подобного больше нигде не вкушали.

И это соответствовало действительности: Мегрэ их никогда и нигде больше в рот не брал.

Этот эпизод совсем не сохранился у него в памяти. Он вообще был удивлен, что когда-то проявил склонность к кондитерским изделиям. Должно быть, тогда давно он сказал это из вежливости.

Мегрэ пришлось сделать то, чего от него ожидали. Он выдавил из себя радостное восклицание, съел все, что было у него на тарелке, и положил еще.

— А куропатки с кремом! Помните? Жаль, что сейчас не сезон, а то бы…