Потом мне сказали, что после нашего ухода мэйдзин решил принять ванну. Жена его поддерживала за подмышки. Улегшись в кровать, он стал задыхаться с болями в груди. Через два дня на рассвете он скончался. Об этом мне сообщил по телефону четвертый дан Такахаси. Я открыл створки, солнце еще не поднялось. Я думал, не опечалил ли его мой позавчерашний визит, не был ли он так обременителен.
– Позавчера мэйдзин так хотел, чтобы мы поужинали вместе, – сказала жена.
– Все так.
– И супруга его тоже просила, но мы все-таки ушли. Получилось нехорошо. Она наказала служанке ждать нас.
– Я понимаю. Но я боялся, что он простудится…
– Ну, не знаю, понял ли он это. Ведь он хотел, чтобы мы остались. Интересно, что он чувствовал. Наверное, не хотел, чтобы мы уходили, вот и сказал нам об этом? Может, ему было одиноко?
– Думаю, да. Ну, так всегда.
– Было холодно, и он даже проводил нас до прихожей…
– Ну, ну, прекрати. Не надо. Мне так жаль, что он умер.
Тело мэйдзина в тот день перевезли в Токио. Когда останки, завернутые в футон, переносили в автомобиль из прихожей, они казались крохотными, будто тела не было вовсе. Мы стояли неподалеку в ожидании отправления. Вдруг я спохватился и сказал жене:
– А цветы? Тут где-нибудь есть цветочная лавка? Сходи побыстрее, ведь машина скоро уедет.
Жена вернулась с букетом, и я передал его супруге мэйдзина, которая сидела рядом с ним в автомобиле.