Читаем Мейерхольд: Драма красного Карабаса полностью

Мейерхольд: Драма красного Карабаса

Р

Марк Аронович Кушниров

Театр18+
<p>Марк Кушниров</p><empty-line></empty-line><p>МЕЙЕРХОЛЬД:</p><p><sub>ДРАМА КРАСНОГО КАРАБАСА</sub></p><empty-line></empty-line><p><image l:href="#i_003.png"/></p>*

© Кушниров М. А., 2018

© Издательство АО «Молодая гвардия»,

художественное оформление, 2018

<p>ОТ АВТОРА</p>

До сих пор удивляюсь: будучи с семи лет страстным театралом, я обегал в детстве и отрочестве едва ли не все московские и ленинградские театры (как я проходил на вечерние спектакли — отдельная и чуть-чуть криминальная тема), но до четырнадцати лет никогда ни слова не слышал о Мейерхольде.

Никто из старших не рискнул на свой страх и риск просветить меня, в печати эта фамилия не упоминалась, а довоенных театральных журналов в «Ленинке» не выдавали. Самым удивительным было то, что Иоганн Львович Альтман, видный некогда критик, главный редактор журнала «Театр», сосед и близкий друг моего семейства — поощрявший мой театральный запой и даже помогавший мне в незаконном посещении многих спектаклей, — ни разу не произнес при мне имени Мейерхольда. Лишь потом, много позже, я узнал, что именно Альтман всего за месяц до окончательной расправы с режиссером проявил изрядное мужество: на громкий вопрос Фадеева: «Ты считаешь Мейерхольда большим художником?» — ответил так же четко и звучно: «Да, очень большим».

Но я, невинный и простодушный подросток, спокойно пребывал в полнейшем неведении, пока чистая случайность не открыла мне глаза. Наша крохотная дачка во Внукове располагалась по соседству с дачами весьма известных людей искусства — со многими я через родителей и сверстников познакомился, а кое с кем даже сдружился. Пребывал там и великий (не убоюсь слова!) Игорь Ильинский. Понятно, что он был моим кумиром и на сцене, и на экране, а еще у него на участке было чудо-строение: полноценный теннисный корт. Он был обнесен легкой проволокой, и мы часто видели, как хозяин — маленький, плотный, лысоватый — увлеченно, но сдержанно сражался с кем-то из гостей.

Изредка я встречал его у своих близких соседей, с которыми был более-менее связан знакомством — у Александрова с Орловой, Дунаевского, Алексея Суркова. Всегда здоровался с ним. Радовался, когда он отвечал кивком. Характерно, что в жизни он вовсе не проявлял себя таким уж юмористом и балагуром, анекдоты рассказывал буднично и даже скучновато.

Но вот случилось горе — умерла его жена Татьяна Ивановна, и я в небольшой дачной компании и двух десятков приезжих оказался около нашей пятиглавой краснокирпичной церкви по дороге в аэропорт, где проходило отпевание перед похоронами. Небольшое кладбище находилось тут же.

Игорь Владимирович часто крестился, опустив голову, что-то шептал про себя — видимо, молился. Первый раз я увидел его в очках. Чуть позже над могилой поставили памятник — мраморный крест. До сих пор помню надпись на нем: «Здесь покоится Таня, моя жизнь. Господи, прими ея душу».

Потом все отправились к нему на дачу. Помню, что меня удивило отсутствие знаменитых актеров (и не только Малого театра) — я втайне ожидал их всех увидеть. Дача выглядела несколько запущенной, далеко не роскошной. Постоянной прислуги я ни тогда, ни потом не заметил. Моя мать, будучи близко знакома с хозяином и его покойной женой, пошла со всеми. Я увязался за ней — но сразу отделился от взрослых и стал рассматривать книги (с гордостью сообщаю, что был не только ярым театралом, но и книгочеем — как многие, впрочем, мои тогдашние сверстники). Проходя мимо меня, Ильинский приостановился и как-то бесстрастно бормотнул: «Хочешь поглядеть? Можно, можно».

…Я стал изредка приходить к нему — помахать ракеткой, порыться в книгах. Однажды, осторожно перебирая корешки, я выудил с полки один из двух одинаковых томиков. Томик назывался «Актеры и режиссеры». На твердой зеленоватой обложке было нечто вроде прямоугольника с симметрично обрезанными краями — прямоугольник заполняли три профиля, один на другом. В центре я узнал Станиславского, за ним следовал незнакомец (позже я не очень уверенно опознал в нем Сумбатова-Южина — главу Малого театра), а ближайшим был какой-то очень носатый профиль, также неизвестный мне.

Томик содержал биографии известных театральных актеров и режиссеров, рассказанные, как правило, ими самими. Книжка была издана — я посмотрел — в 1928 году издательством «Современные проблемы». Сразу же я вытянул второй томик, но он оказался не продолжением, а точно таким же, как первый, просто вторым экземпляром.

Я стал читать оглавление. Там перечислялись с десяток ведущих московских и ленинградских театров, в том числе уже закрытых или переименованных. О последних я либо что-то слышал, либо даже бывал в них (успел посмотреть в Камерном волшебную «Адриенну Лекуврер» с Алисой Коонен и какой-то очень плохой, скучный современный спектакль в еврейском ГОСЕТЕ).

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное