Мэйфейрские ведьмы

Сердце мое болит, Стефан. Удобства здешней большой и пристойной гостиницы почти ничего не значат для меня, хотя я рад оказаться после провинциальных городишек в большом городе, где я не могу не чувствовать покоя и относительной безопасности.

Если в Марселе и стало известно о событиях в Монклеве, я пока об этом не слышал. И поскольку при подъезде к Сен-Реми я сменил мое церковное одеяние на наряд голландского состоятельного путешественника, то не думаю, что кому-нибудь придет в голову расспрашивать о тех событиях, случившихся далеко отсюда. С какой стати мне знать о них?

Я вновь пишу, дабы не только отправить тебе отчет, что обязан делать, но и избегнуть помешательства. Итак, продолжаю свое повествование.

Казнь Деборы начиналась так, как многие подобные казни. Едва взошло солнце, на площади, у дверей собора Сен-Мишель собрался весь город. Виноторговцы спешили заработать. Старая графиня, одетая в черное, появилась с двумя дрожащими внуками. Оба мальчика были темноволосыми и смуглолицыми. На них лежала печать испанской крови, но рост и тонкость костей были унаследованы ими от матери. Дети были сильно испуганы, когда их вели на самый верх скамеек для зрителей, находящихся возле тюрьмы и обращенных прямо к костру.

Мне показалось, что младший, Кретьен, начал плакать и цепляться за свою бабушку. В толпе пронеслись возгласы: «Кретьен! Посмотрите на Кретьена!» Когда мальчик садился на скамью, у него дрожали губы. Но его старший брат Филипп выказывал лишь страх и, возможно, ненависть к тому, что происходило вокруг. Старая графиня обняла и успокаивала обоих детей. С другой стороны от нее расположились графиня де Шамийяр и инквизитор отец Лувье с двумя молодыми церковниками в красивых сутанах.

Еще четыре духовных лица, насколько мне известно, нездешние, также заняли самые верхние места на скамьях. Внизу стояла небольшая группа вооруженных людей. Судя по всему, они представляли собой местную власть.

Остальные важные персоны, точнее, изрядное количество тех, кто считал себя очень важными, проворно заполнили остающиеся верхние места. Едва ли было хоть одно окно, которое не открылось заблаговременно и в котором не торчали любопытные лица. Те же, кто стоял на ногах, теснились в такой близости от костра, что я невольно задумался о том, сумеют ли они избежать ожогов.

Из глубины толпы вынырнул небольшой вооруженный отряд, несший лестницу. Ее положили напротив костра. Малыш Кретьен, увидав это, снова в страхе повернулся к бабушке, трясясь всем телом, тогда как Филипп сидел неподвижно.

Наконец двери собора отворились, и на самом пороге, стоя под закругленной аркой, появились священник и еще один человек отвратительного вида – скорее всего, местный мэр. Он держал в руках свернутый свиток. Справа и слева от него впереди встали по паре вооруженных стражников.

Между ними взорам внезапно затихшей и распираемой любопытством толпы предстала моя Дебора. Она стояла прямо, с высоко поднятой головой. Ее худое тело покрывало белое одеяние, свисавшее до самых босых ее ног. В руках она держала шестифунтовую свечу. Глаза Деборы внимательно осматривали толпу.

Стефан, за всю свою жизнь я никогда не видел подобного бесстрашия, хотя, когда я выглянул из окна постоялого двора, находившегося напротив, и мои глаза встретились с глазами Деборы, мой взор был застлан слезами.

Не могу точно описать тебе того, что произошло затем, кроме одного: едва головы толпы были готовы повернуться в сторону того, на кого падал пристальный взгляд «ведьмы», Дебора тут же отводила глаза от этого человека. Ее глаза продолжали внимательно скользить по лоткам виноторговцев и продавцов закусок; она глядела на группки собравшихся, которые тут же поворачивались к ней спиной. Наконец ее взгляд остановился на скамьях для зрителей, возвышавшихся перед нею. Она увидела старую графиню, являвшую собой молчаливое обвинение, а потом и графиню де Шамийяр, которая моментально съежилась на своем сиденье. Лицо последней покраснело, и она в панике взглянула на старую графиню, по-прежнему остававшуюся неподвижной.

Между тем отец Лувье, этот великий и победоносный инквизитор, хрипло крикнул мэру, чтобы тот прочитал обвинительный приговор, поскольку «нужно начинать процедуру».

Толпа приглушенно загудела. Мэр откашлялся, готовясь начать чтение, и здесь я с удовлетворением заметил, что руки и ноги Деборы не связаны.

Моим намерением в ту минуту было спуститься вниз и, если понадобится, самым жестоким образом пробиться сквозь толпу, чтобы встать вблизи Деборы, невзирая на любую опасность, которую мог нести мне подобный шаг.

Я уже отходил от окна, когда мэр начал мучительно медленно читать по-латыни текст приговора, и тут раздался голос Деборы, заставив его замолчать и утихомирив толпу.

– Я никогда не причиняла зла никому из вас, вплоть до самых бедных! – медленно и громко произнесла Дебора.

Ее слова эхом отразились от каменных стен, и, когда отец Лувье крикнул, требуя тишины, она возвысила голос и заявила, что будет говорить.

– Заставьте ее замолчать! – потребовала старая графиня, пришедшая теперь в ярость.