Мэйфейрские ведьмы

«Некоторым людям не нравится жить, – сказал он. Не странно ли это? – Они просто не выносят саму жизнь и воспринимают ее как какое-то ужасное заболевание». Тогда я просто рассмеялся. Но с тех пор я часто вспоминаю эти слова. Джулиен любил жизнь. По-настоящему любил. Он первый в семье купил автомобиль. Вы не поверите, это был «Штутц-Бэркат»! И он катался в этой штуковине по всему Новому Орлеану. Он обожал автомобильные прогулки!

Обычно он усаживался на переднее сиденье рядом со мной – я, разумеется, садился за руль, – завернутый в плед, в защитных очках, и хохотал и веселился всю поездку, особенно когда мне приходилось вылезать из машины, чтобы завести ручкой эту колымагу! Впрочем, это действительно было весело. Стелла тоже любила эту машину. Жаль, у меня ее нет теперь. Знаете, Мэри-Бет пыталась подарить ее мне, а я отказался. Наверное, не хотел за ней смотреть. Следовало все же принять подарок.

Мэри-Бет позже подарила эту машину одному из своих кавалеров, какому-то ирландскому парню, которого наняла кучером. Насколько я помню, он ничего не смыслил в лошадях. Да ему и не нужно было. Кажется, позже он стал полицейским. И она подарила ему машину. Я знаю, потому что однажды видел его в этой машине, мы поговорили, и он рассказал мне о подарке. Разумеется, он ни слова не сказал против бывшей хозяйки. На это ему ума хватило. Но представьте только, что ваша хозяйка запросто дарит вам машину. Можете мне поверить, некоторые фокусы Мэри-Бет доводили ее родственников до бешенства. Но они не осмеливались говорить с ней об этом. А она держалась как ни в чем не бывало и поступала так, как ей заблагорассудится, словно самые странные номера, которые она выкидывала, были абсолютно в порядке вещей.

Но знаете, несмотря на всю ее холодность, она любила жизнь ничуть не меньше Джулиена. По-настоящему любила. Да, Джулиен жил со вкусом. Его и стариком-то нельзя было назвать.

Джулиен рассказал мне, как они вместе с Кэтрин развлекались до войны. Он проделывал с ней тот же трюк, что и с Мэри-Бет. Только в те дни еще не было никакого Сторивилла. Они отправлялись на Галлатен-стрит, в прибрежный бар с самой дурной репутацией. Кэтрин наряжалась молодым матросом, а голову обвязывала бинтами, чтобы спрятать волосы.

«Она была восхитительна, – говорил Джулиен, – видел бы ты ее тогда. А потом этот Дарси Монехан погубил ее. Она продала ему свою душу. Послушай меня, Ричард, если ты когда-нибудь будешь готов продать свою душу, то не продавай ее другому человеку. Даже думать об этом – скверное дело».

Джулиен часто говорил странные вещи. Конечно, к тому времени, когда я появился в том доме, Кэтрин была уже выжившей из ума старухой. Просто сумасшедшей, уверяю вас, упрямо бубнила одно и то же, действуя людям на нервы.

Обычно она сидела на скамейке на заднем дворе и разговаривала со своим покойным мужем, Дарси. Джулиен находил это отвратительным. Как и ее религиозность. И мне кажется, она имела какое-то влияние на Карлотту, хотя та и была совсем маленькой. Впрочем, я никогда не был в этом уверен. Карлотта часто ходила вместе с Кэтрин на мессу в собор.

Помню, как-то раз Карлотта жутко поругалась с Джулиеном, но я так и не узнал, из-за чего произошла ссора. Джулиен был таким приятным человеком, он так легко нравился людям. Но этот ребенок не выносил его. Карлотта не могла даже находиться рядом с ним. Они закрылись в библиотеке и кричали друг на друга. Кричали по-французски, так что я не понял ни слова. Наконец Джулиен вышел и отправился наверх. В глазах его стояли слезы, лицо было оцарапано, и он прижимал к царапине платок. Думаю, эта маленькая чертовка напала на него. Это был единственный раз, когда я видел, что он плачет.

А эта ужасная Карлотта, холодная, злобная девчонка, просто стояла и смотрела, как он поднимается по лестнице, а потом заявила, что пойдет на крыльцо дожидаться возвращения папочки.

Мэри-Бет услышала и сказала: «Что ж, тебе придется ждать очень долго, потому что отец уже напился в клубе, и в карету его посадят не раньше десяти. Так что надень пальто, прежде чем выходить на улицу».

Мэри-Бет и не думала язвить, это был просто совет, высказанный ровным тоном, каким она говорила всегда, но видели бы вы, как дочь взглянула на нее в тот момент. Думаю, Карлотта винила мать в том, что отец пьет, и, если я прав, тогда это было очень глупо с ее стороны, хотя какой спрос с ребенка. Такой человек, как Дэниел Макинтайр, все равно стал бы пить, женись он хоть на Деве Марии, хоть на вавилонской блуднице. Для него это было все равно. Он сам мне рассказывал, как умер от пьянства его отец, а до этого его дед. И тому и другому было всего лишь по сорок восемь. И судья боялся, что он тоже умрет в сорок восемь. Не знаю, удалось ли ему пережить свои сорок восемь. Вы же знаете, у его семьи были деньги. Много денег. Если вы спросите меня, то я скажу, что благодаря Мэри-Бет судья Макинтайр продержался гораздо дольше, чем мог бы в любом другом случае.