Мэйфейрские ведьмы

– Меня совершенно не интересует, каким образом Эрон добывал информацию и что делали для этого его коллеги. Важно лишь то, что, не будь их, не было бы и тех сведений, которые собраны в досье. И тогда я осталась бы один на один со старухой и ее ужасными откровениями. Потому что никто из моих многочисленных родственников при всей их улыбчивости, симпатии ко мне и радости от встречи не смог бы мне помочь. Они не знают историю собственного семейства. Разве что какие-то отрывки. – Роуан глубоко вздохнула. – Знаешь, Майкл, некоторые люди не имеют привычки к подаркам. Они не ждут и уж тем более не требуют их, а если получают, то не знают, что с ними делать. Мне приходится учиться этому искусству. Потому что этот дом стал для меня подарком. И досье тоже. Оно помогло мне обрести семью, принять ее такой, какая она есть. И это для меня самый большой подарок в жизни.

Майкл слушал ее как завороженный. Его все больше охватывало чувство невероятного облегчения, и в то же время он не мог избавиться от недоуменных сомнений.

– А как ты отнеслась к тому, что говорится в досье о смерти Карен Гарфилд и доктора Лемле? – наконец отважился спросить он. – Твоя реакция на это пугала меня больше всего.

Лицо Роуан исказилось от внутренней боли, и Майкл тут же пожалел о своей необдуманной и непростительной резкости.

– Ты не понимаешь. – Голос Роуан звучал по-прежнему ровно и спокойно. – Ты просто плохо знаешь мой характер. Я всегда считала, что самое страшное в мире это сомнения и подозрения, которые ты не в состоянии ни опровергнуть, ни подтвердить, – иными словами, неизвестность. Вот почему важнее всего для меня было узнать, обладаю я такой силой или нет. Я и к тебе-то поехала только затем, чтобы ты коснулся меня и сказал, чувствуешь ли ты во мне ее присутствие. Но у тебя ничего не вышло. И только Эрон смог с уверенностью ответить на мой вопрос.

– Теперь понятно.

– Так ли?

Роуан проглотила застрявший в горле комок. Чувствовалось, что она с трудом сохраняет спокойствие. Взгляд ее на миг сделался печальным, глаза потухли, и только усилием воли она вновь взяла себя в руки.

– Мне страшно подумать о том, что случилось с Карен Гарфилд, – чуть хриплым шепотом сказала она. – Ужасно! Что касается Лемле… Он был болен, и давно. Еще за год до того, как это случилось, у него был инфаркт. Так что с ним вопрос до конца не ясен. Но Карен… Смерть Карен Гарфилд целиком и полностью на моей совести. Но все произошло именно потому, что я не знала…

– Успокойся, я понимаю, – тихо сказал Майкл.

Роуан опять замолчала, на этот раз надолго. В ней явственно ощущалась какая-то внутренняя борьба, лишавшая ее душевного равновесия, и, когда она заговорила вновь, тон был усталым и несколько раздраженным:

– Существовала и третья причина, заставившая меня просить Эрона о встрече.

– Какая?

– Я не могу войти в контакт с темноволосым призраком, а значит, не могу контролировать его действия. Он до сих пор не появился. И возможно, не появится вообще…

– Но ты уже видела его! Скорее всего, он теперь ждет приглашения от тебя.

Роуан задумчиво крутила ниточку, торчавшую из шва на рукаве рубашки.

– Проблема в том, что я не испытываю к нему ничего, кроме враждебности. Ни единого доброго чувства. Все время, что я провела здесь в одиночестве, я звала его и в то же время боялась его и ненавидела… – Поймав на себе озадаченный взгляд Майкла, она добавила: – Вполне возможно, он несколько перестарался…

– Ты имеешь в виду, когда трогал тебя?

– Нет. Я имею в виду себя саму. Он перестарался, создав медиума, которого не в силах ни соблазнить, ни свести с ума. Подумай, Майкл! Если я обладаю силой, позволяющей убить человека, существо из плоти и крови, то как может моя ненависть отразиться на Лэшере?

– Понятия не имею, – признался Майкл.

Роуан откинула назад волосы. Руки ее заметно дрожали.

– Если я начинаю испытывать к кому-то неприязнь, то, как правило, очень глубокую, – попыталась объяснить она. – И мнения своего не изменяю. Именно такую неприязнь, скорее даже ненависть, я чувствую по отношению к этому существу. Да, я помню, что ты говорил вчера о желании поговорить с ним, поспорить, понять, чего он добивается… Но сейчас во мне есть только ненависть и злость.

Майкл долго молчал, пристально вглядываясь в лицо Роуан и чувствуя, как внутри его поднимается и заполняет каждую клеточку его существа волна любви к этой удивительной женщине.

– Да, ты была права, – наконец сказал он. – Я действительно плохо тебя знаю. Я очень люблю тебя, но, выходит, совершенно не понимаю.

– Это потому, что ты живешь и думаешь сердцем. – Роуан нежно коснулась его груди. – В этом причина твоей доброты и твоей наивности. Но я не такая. Во мне заключено такое же зло, как и во всех, кто нас окружает. Люди редко удивляют меня своими неблаговидными поступками. Злят, выводят из себя – да. Но не удивляют.

Майкл отнюдь не считал себя наивным. Но спорить ему сейчас не хотелось.