По мере того как я все это рассматривал, нос его, казалось, вырисовывался все отчетливее, темные глаза становились ярче и живее, а кожа, из которой была сшита куртка, все больше походила на кожу.
— Кто ты, призрак? — спросил я. — Назови свое истинное имя — не то, каким наградила тебя моя Дебора.
Его лицо исказила страшная горькая гримаса, но нет — иллюзия начала таять, воздух наполнился плачем, ужасной беззвучной жалобой. И вдруг фигура растворилась.
— Вернись, призрак! — закричал я. — Или лучше, если любишь Шарлотту, уходи прочь! Возвращайся в хаос, откуда ты пришел, и оставь мою Шарлотту в покое.
И я мог бы поклясться, что это существо снова заговорило, шепотом произнеся:
— Я терпелив, Петир ван Абель. И умею предвидеть далекое будущее. Я буду пить вино и есть мясо, я буду по-прежнему ощущать тепло женщины даже тогда, когда от тебя не останется и костей.
— Вернись! — вскричал я. — Объясни, что это значит! Я видел тебя, Лэшер, так же ясно, как видят ведьмы, и я могу сделать тебя сильным.
Но в ответ — только тишина. Я упал на подушку, понимая, что это был самый мощный призрак из всех, каких я до этого встречал. До сих пор ни один из них не был таким сильным и так явственно видимым. И слова, произнесенные этим дьяволом, не имели никакого отношения к повелению ведьмы.
Как мне не хватало в ту минуту моих книг! Ах, если бы они оказались тогда под рукой!
И снова перед моим мысленным взором возник каменный круг в Доннелейте. Уверяю тебя, призрак появился в том месте не без причины! Это не просто коварный демон. И не Ариэль, готовый повиноваться волшебной палочке Просперо![8]
Я был столь взбудоражен, что вновь прибегнул к помощи вина в надежде, что оно притупит мою боль.Вот так, Стефан, прошел мой первый день плена и несчастий.
Я досконально изучил свое небольшое жилище. Столь же подробно пришлось исследовать и утес, с которого ни одна тропа не спускалась к берегу. Будь у меня в распоряжении даже морской канат, закрепленный на балюстраде, я не сумел бы спуститься с такой крутизны.
Но позволь мне продолжить.
Шарлотта явилась ко мне где-то около полудня. Увидев вошедших вместе с ней двух горничных-мулаток, я понял, что они отнюдь не были плодом моего воображения, и в холодном молчании следил, как они расставляют по комнате свежие цветы. Женщины принесли мою рубаху, выстиранную и выглаженную, а с ней и другую одежду из более легких тканей, более подходящих для климата этих мест. А еще они доставили большую бадью, протащив ее, словно лодку, по песку под неусыпной охраной двух мускулистых рабов — на тот случай, если бы мне вздумалось бежать.
Наполнив бадью горячей водой, они сказали, что я могу выкупаться, когда пожелаю.
Я воспользовался предоставленной возможностью, надеясь, наверное, смыть с себя грехи, а затем, когда меня одели в чистое и аккуратно подстригли бороду и усы, сел за стол и слегка подкрепился, не поднимая при этом глаз на Шарлотту, которая одна осталась со мной в комнате.
Наконец, отставив в сторону тарелку, я поинтересовался:
— И как долго ты намерена держать меня здесь?
— Пока не удостоверюсь, что зачала от тебя ребенка, — ответила Шарлотта. — Первые признаки могут проявиться совсем скоро.
— Что ж, у тебя была такая возможность, — ответил я, но, не успев даже договорить, снова оказался во власти вожделения прошлой ночи, и перед моим мысленным взором предстала картина, будто я разрываю на ней красивое шелковое платье, высвобождаю ее груди, яростно припадаю к ним и начинаю сосать как младенец. Снова у меня возникла восхитительная мысль, что она распутна и поэтому я могу делать с ней все, что пожелаю, и что я воспользуюсь первой подвернувшейся возможностью насладиться ею.
Шарлотта поняла. Нет сомнений, она прочла мои мысли, ибо подошла совсем близко и, пристально глядя мне в глаза, уселась ко мне на колени. Почти невесомая, сладостная ноша.
— Порви на мне шелк, если желаешь, — сказала она — Тебе отсюда не выбраться. Поэтому делай в своей тюрьме все, что можешь.
Я потянулся к ее горлу, и тут же полетел на пол. Кресло перевернулось. Только это сделала не Шарлотта — она лишь отступила в сторону, чтобы не пострадать.
— А, значит, он здесь, — вздохнул я. Я не видел его, но, приглядевшись, заметил какое-то пятно в воздухе над собой, которое постепенно расползалось, становясь все прозрачнее, и в конце концов совершенно рассеялось. — Прими же мужской облик, как было сегодня утром! — потребовал я. — Поговори со мной еще раз, ничтожный призрак, маленький трус!
Все серебро в комнате задребезжало. Москитная сетка всколыхнулась крупными волнами. Я расхохотался.
— Глупый дьяволенок, — сказал я, поднимаясь с пола и отряхивая одежду. Это существо ударило меня снова, но я схватился за спинку кресла и устоял. — Подлый дьяволенок, — сказал я, — и к тому же трус.