Мэйфейрские ведьмы

– Тогда я расскажу вам кое-что еще. – Дэйв наклонился вперед, оперся локтями о стол и, прищурив глаза, буквально впился взглядом в Рэда Лонигана. – Дом, драгоценные камни, кошелек – все это взаимосвязано. Причислите сюда же и фамилию Мэйфейр. Как вы думаете, почему женщины в этом семействе всегда оставляют свою девичью фамилию: за кого бы они ни выходили замуж, в конце всегда стоит Мэйфейр? Хотите знать причину? Так вот: ведьмы они, эти женщины! Все без исключения.

Рэд покачал головой и пододвинул свою полную бутылку к Дейву.

– Говорю вам, это чистая правда, – продолжал тот, хватая бутылку за горлышко. – Ведьмовство издавна передается у них по наследству, от поколения к поколению. В те годы люди без конца судачили об этом. Мисс Мэри-Бет была посильнее Стеллы. – Дейв сделал большой глоток из бутылки Рэда. – И поумнее, потому что в отличие от Стеллы умела держать язык за зубами.

– А как ты узнал обо всем этом? – спросил Рэд.

Дейв вытащил свой белый мешочек с табаком и зажал его между пальцами.

– Не найдется ли у вас настоящей сигаретки, святой отец? – спросил он у Мэттингли.

Рэд усмехнулся.

Отец Мэттингли протянул Дейву пачку «Пэлл-Мэлл».

– Благодарю вас, святой отец. А теперь вот что я тебе скажу, Рэд. Не подумай, что я хочу увильнуть от ответа на твой вопрос. Обо всем этом я знаю от своей матери, а она – от мисс Мэри-Бет. Это было в двадцать первом году. Мисс Карлотта только что окончила юридическую школу имени Лойолы. Все ее поздравляли и хвалили: умница, будет юристом и все такое. А мисс Мэри-Бет сказала моей матери: «Избрана не Карлотта, а Стелла. Стелла обладает даром и после моей смерти получит все». Моя мать, понятное дело, полюбопытствовала, что это за дар. Мисс Мэри-Бет ответила: «Она видела того человека. Та из нас, которая способна видеть того человека, когда бывает одна, наследует все».

Отец Мэттингли почувствовал, как у него по спине побежали мурашки. Прошло уже одиннадцать лет с того дня, как он услышал так внезапно оборвавшуюся исповедь Дейрдре, но он не забыл ни слова из рассказа девочки. Они называют его «тот человек»…

Отец Лафферти гневно смотрел на Дейва.

– «Видеть того человека?» – холодно спросил он. – Ради всего святого, что означает эта чепуха?

– Мне кажется, отец, что благочестивый ирландец вроде вас не нуждается в объяснениях. Разве не известно, что ведьмы величают дьявола человеком? Кто не знает, что именно так они называют его, когда он приходит посреди ночи подбивать их на разные злые дела, о которых и говорить-то противно? – Дейв снова издал хриплый, нездоровый смешок, потом достал из кармана грязный платок и высморкался. – Женщины семейства Мэйфейр – ведьмы, и не мне вам об этом говорить, отец. Они были ведьмами и остаются таковыми. Ведьмовство – их наследственный дар. Помните старого мистера Джулиена? Я-то его хорошо помню. Он был в курсе всего – так мне говорила мать. И вы знаете, что это правда, святой отец.

– Что ж, это действительно наследие, – сердито проговорил отец Лафферти. – Это наследие невежества, завистничества и душевной болезни! Вы когда-нибудь слышали о подобных вещах, Дейв Коллинз? Слышали о ненависти между сестрами, о зависти или безжалостном честолюбии?

Не дожидаясь ответа, старый священник встал и пошел прочь, пробираясь меж группами празднующих.

Отец Мэттингли был ошеломлен вспышкой гнева отца Лафферти. Уж лучше бы тот просто посмеялся, как Дейв Коллинз.

А Дейв Коллинз к этому времени прикончил и бутылку Рэда.

– Рэд, не повторить ли еще парочку? – спросил он, переводя взгляд то на Рэда, то на отца Мэттингли.

Рэд равнодушно взирал на пустые бутылки. Потом медленно извлек из кармана смятую долларовую бумажку.

В тот вечер, перед сном, отцу Мэттингли вспомнились книги, которые он читал в семинарии… Высокий человек, смуглый человек, обходительный человек, инкуб, который появляется по ночам… великан, главенствующий на шабаше! Священник вспомнил пожелтевшие картинки в одной из книг: мастерски нарисованные, но ужасные по своему содержанию.

– Ведьмы, – прошептал отец Мэттингли, погружаясь в сон.

«Отец, она говорит, что он – истинный дьявол. Что даже смотреть на него – это грех».

Он проснулся еще до рассвета, и в ушах его по-прежнему отчетливо звучал сердитый голос отца Лафферти: «…завистничество… душевная болезнь…» Может, это и есть правда, скрытая между строк? Священнику казалось, что в узор головоломки вставлен недостающий кусок. Теперь он почти наяву видел всю картину. Дом, управляемый железной рукой, дом, в котором прекрасные, полные духовных устремлений женщины встречали свой трагический конец. И все же что-то по-прежнему не давало священнику покоя… «Они все его видят, отец…» Цветы под ногами… крупные белые гладиолусы и тонкие ветви папоротника. Отец Мэттингли словно воочию видел, как давит их ботинком.