Мэйфейрские ведьмы

При появлении Роуан он, похоже, несколько опешил, хотя она не произнесла ни слова, и смотрел на нее так, словно перед ним внезапно возник призрак. Роуан с трудом удержалась от смеха. Ничего удивительного: несмотря на свой высокий рост, она была хрупкого телосложения, да еще приехала сюда в том, что привыкла носить на яхте: в темно-синей куртке и джинсах. Рядом с ней англичанин, облаченный в элегантный костюм-тройку из серого твида, казался анахронизмом.

Однако Роуан интуитивно чувствовала, что намерения у этого человека самые добрые, и безоговорочно поверила его заявлению о знакомстве с новоорлеанскими родственниками Элли. Правда, при этом она ощутила сильное замешательство, ибо ей хотелось познакомиться с этими людьми.

Что ни говори, а кроме них, у нее никого не осталось! Однако думать так – неблагодарно и нелояльно по отношению к Элли.

В ответ на длинную тираду о жарком солнце и красоте этого маленького кладбища, произнесенную седовласым джентльменом на прекрасном и мелодичном британском английском, Роуан не проронила ни слова. Молчаливая реакция на вопросы и реплики окружающих давно вошла у нее в привычку, хотя очень часто такое поведение смущало собеседников и заставляло их чувствовать себя неуютно. И на этот раз Роуан осталась верной себе, в то время как в голове ее постоянно пульсировала одна и та же мысль: «Он знает членов моей семьи? Моих кровных родственников?»

– Меня зовут Эрон Лайтнер, – представился англичанин и протянул Роуан визитную карточку. – Если вам когда-либо потребуются сведения о Мэйфейрах, живущих в Новом Орлеане, прошу вас непременно связаться со мной. При желании можете позвонить мне в Лондон – оплату разговора беру на себя. Буду счастлив рассказать вам об этом семействе и уверяю вас, что его история произведет на вас неизгладимое впечатление.

Его слова, прозвучавшие столь неожиданно и странно здесь, среди пустынного холмистого кладбища, поразили Роуан и почему-то больно ранили, – возможно, виной тому было ее одиночество. Интересно, выглядела ли она в тот момент беспомощной, не способной ответить, пусть даже едва заметным кивком? Роуан надеялась, что да. Ей не хотелось думать, что она показалась англичанину холодной и грубой.

Но тогда она совершенно не собиралась рассказывать, что ее удочерили и увезли из Нового Орлеана в день, когда она родилась. Как можно было объяснить чужому человеку, что она дала обещание никогда не возвращаться в этот город и никогда не пытаться узнать хоть что-то о женщине, которая от нее отказалась. Она ведь не знала даже имени своей настоящей матери. А что, если этому человеку известно, кто из женщин того семейства забеременел вне брака и отказался от своего ребенка?

И все же лучше всего воздержаться от откровений, дабы не услышать в ответ пересказ каких-нибудь сплетен. К тому же прошло столько лет – ее мать могла выйти замуж и родить еще семерых детей. Так зачем ворошить прошлое? Лишние разговоры только причинят вред. Вся жизнь Роуан прошла вдали от Нового Орлеана, и она не питала зла по отношению к той, что дала ей жизнь, но не оставила в памяти ни имени, ни лица. В душе царило лишь мрачное, безнадежное чувство тоски. И Роуан промолчала.

Англичанин долго и внимательно разглядывал Роуан, совершенно, кажется, не шокированный ни бесстрастным выражением лица стоявшей перед ним женщины, ни ее неизменным молчанием. Когда Роуан вернула карточку, он изящным жестом взял маленький картонный прямоугольник и, прежде чем спрятать, еще какое-то время подержал в руке, словно надеясь, что собеседница передумает.

– Как бы мне хотелось поговорить с вами, – продолжал тем временем Лайтнер. – Интересно, как живет человек, по воле судьбы оказавшийся так далеко от дома, вырванный с корнем из родной почвы… – Немного помедлив, он многозначительно добавил: – Когда-то я знал вашу мать.

Англичанин умолк, словно сознавая, какое впечатление произвели его слова – столь неуместные в данных обстоятельствах. Если он хотел ударить ее этими словами, трудно было выбрать более подходящий момент. Но Роуан по-прежнему неподвижно стояла, засунув руки в карманы куртки. И хотя последняя фраза Лайтнера всколыхнула в душе бурю эмоций, внешне она никак их не проявила.

«Он знал мою мать?»

Господи, ну почему все так ужасно?! И этот джентльмен с сияющими голубыми глазами, такой заботливый и терпеливый, и ее молчание, всегда служившее завесой, отгораживающей ее от окружающего мира. Откровенно говоря, в тот момент Роуан просто не в силах была вымолвить хоть слово.

– Мне бы доставило огромное удовольствие пригласить вас на ланч или, если время не позволяет, хотя бы чего-нибудь выпить. Как видите, я совсем не злодей. Есть одна очень длинная история…

И снова интуиция подсказала Роуан, что он говорит правду!