Мейсенский узник

Августа не пришлось долго убеждать. Он временно отослал Бёттгера назад в Кёнигштейн и приказал готовить новую лабораторию — на сей раз не в Мейсене, а в Дрездене, чтобы самому приглядывать за алхимиком. Через три месяца она была почти готова, и Бёттгеру, переведенному наконец из Кёнигштейна, разрешили взглянуть на свою новую тюрьму.

Лаборатория располагалась в Юнгфернбастае, «Девичьем бастионе», сыром и зловонном лабиринте внутри западной части городских укреплений, над Эльбой. Одно это название внушало дрезденцам страх — говорили, что оно происходит от машины, стоящей в мрачном сводчатом туннеле, стальной девы с вращающимися руками-лезвиями. Неугодных с завязанными глазами отправляли в туннель, где машина изрубала их на куски, после чего в полу открывался потайной люк, и еще трепещущее тело без следа исчезало в Эльбе.

Несмотря на гнетущую обстановку Юнгфернбастая, Бёттгер воспрянул духом. Переезд в Дрезден и возможность вернуться к работе придали ему сил. Да, его жизнь вновь стояла на кону, но тоска вынужденного бездействия наконец закончилась, и он верил в скорый успех.

Новая печь — вместительнее, чем в Альбрехтсбурге, и позволяющая получать более высокие температуры, — еще строилась, и Бёттгер пока использовал для опытов зажигательные стекла Чирнгауза. Они были такие мощные, что многие участники экспериментов повредили зрение. Вильденштейн позже писал: «Нам с Кёлером приходилось каждый день стоять рядом с зажигательными стеклами, под которыми плавились образцы. Так я испортил глаза и теперь очень плохо вижу вдаль».

Почти сразу, едва лаборатория заработала, Август нанес Бёттгеру визит. Золото по-прежнему остается главной задачей, напомнил курфюрст, и больше он никаких оправданий слушать не станет: если алхимик и на сей раз не справится, его казнят.

Помня про интерес Августа к фарфору, Бёттгер рассудил, что самый верный способ вновь обмануть смерть — оставить эти угрозы без внимания и целиком сосредоточиться на керамике. Через несколько недель ему удалось повторить успех с красной глиной и перейти к опытам по получению белого фарфора, в ходе которых он смешивал различные глины и минералы, а затем обжигал их разное время при разных температурах. Срочно требовались еще материалы, и Бёттгеру в виде исключения разрешили отправить за ними помощников.

Вскоре Бёттгер вплотную занялся опытами с каолином. Эту сероватую глину ему доставили из карьера в Кольдице, однако название ее пришло из Китая, от горы Каолин, где расположено одно из крупных месторождений. Каолин представляет собой продукт химического выветривания полевошпатовых пород, образующихся при разрушении гранита. По большей части он состоит из каолинита — водного силиката алюминия, сложенного микроскопическими чешуйками, которые скользят, придавая глине пластичность, нужную для формовки. Другое достоинство каолина заключается в том, что после обжига при высоких температурах он приобретает исключительную белизну — одно из главных свойств китайского фарфора.

Однако, размягчаясь при высоких температурах, каолин не плавится, а следовательно, не дает полупрозрачного, непористого черепка, характерного для настоящего фарфора. Чтобы получить сплошную стеклянистую массу, требовались какие-то добавки. Среди прочего Бёттгер пробовал подмешивать в глину различные виды алебастра. Опыты обнадеживали: особенно хорошие результаты дал алебастр из Нордхаузена.

К началу зимы исследования набрали темп, пробные образцы выглядели все более многообещающими. Даже король заразился общим волнением и внимательно следил за ходом работ.

Поворотный момент наступил в самом начале нового 1708 года. Сохранился датированный пятнадцатым января тысяча семьсот восьмого года листок, где рукой Бёттгера на причудливой смеси немецкого и латыни записаны семь рецептов:

№ 1 только глина

№ 2 глина и алебастр в пропорции 4:1

№ 3 глина и алебастр в пропорции 5:1

№ 4 глина и алебастр в пропорции 6:1

№ 5 глина и алебастр в пропорции 7:1

№ 6 глина и алебастр в пропорции 8:1

№ 7 глина и алебастр в пропорции 9:1

Итоги пробного обжига оказались лучше, чем он смел надеяться. После пяти часов в печи, согласно записям Бёттгера, первый образец стал белым, второй и третий треснули, четвертый сохранил форму, но выглядел блеклым. Последние три вышли на загляденье.

Эти маленькие, невзрачные плитки выдержали жар печи, сохранили форму и не треснули. Что более важно, они были «album et pellucidatum» — белые и просвечивающие. Бёттгер добился того, что никому не удавалось. Секрет фарфора, который тщетно искали все керамисты Европы, был почти раскрыт.

Глава 6 На пороге открытия