Читаем Мейсенский узник полностью

Сегодня, почти три века спустя, фарфор уже не занимает ум и сердце величайших ученых, властителей и философов. Для большинства из нас это не бесценное сокровище, а привычный элемент повседневного антуража — милые вещицы, которые можно приобрести в магазине, подарить на свадьбу или просто на ходу увидеть в витрине. Сегодня, накрывая на стол, поднося к губам чашку кофе или переставляя статуэтки на полке, мы даже не вспоминаем, что каждое фарфоровое изделие обязано своим существованием трем неординарным героям этой книги — и что в прежние времена они ценились на вес золота.

Часть первая

Тайнознатец

Глава 1

Беглец

Что может быть лучше божественного камня алхимиков? И все же те, кто тщится его получить, обычно рискуют и рассудком, и самой жизнью, а ежели они близки к цели, то могут почитать за великую удачу, коли их колбы не лопнут и не расплавятся, или злобные духи, как предупреждает Фламель, из ревности не ослепят им взор и не погубят всю работу.

Джон Холл. Парадоксы природы. 1650.

Оставалось одно — бежать. Он не выполнил обещание, данное королю, и теперь его жизнь висела на волоске. 21 июня 1703 года темноволосый узник двадцати одного года от рождения проскользнул мимо ничего не подозревавших стражей и выбрался из замка туда, где его поджидал сообщник.

Торопливо попрощавшись, беглец вскочил на коня и, не оглядываясь, понесся по узким средневековым улочкам Дрездена. Он проскакал через укрепленные городские ворота, затем по длинному мосту через Эльбу, оставил позади бедные предместья с покосившимися домишками, и перед ним открылась плодородная равнина, окружавшая столицу Саксонии. Прежде молодой человек лишь однажды видел эти обширные поля, засаженные пшеницей, льном, табаком и хмелем, виноградники, гнущиеся под тяжестью плодов, — два года назад, когда его под охраной везли в тюрьму. С того дня он мучился страхом, что никогда больше не увидит свободы.

По мере продвижения на юг местность становилась все более изрезанной, а путь — все более опасным. Большак, размытый весенними ливнями и разъезженный тяжелыми подводами, сменила горная дорога над узкими ущельями. Беглец скакал вперед и вперед, подгоняемый мыслью, что едва его исчезновение заметят, за ним снарядят погоню. От короля так легко не скроешься; успех зависел от того, насколько ему удастся опередить преследователей. Если его поймают, то наверняка подвергнут пыткам и казнят.

Отчаянного беглеца звали Иоганн Фридрих Бёттгер. Последние два года он был узником Августа II, короля Польши и курфюрста Саксонии. В тюрьму Бёттгер попал не за убийство, не за кражу, не за измену, а за неосторожные слова: он утверждал, будто вплотную подошел к открытию, о котором мечтали едва ли не все европейские монархи, — формуле философского камня, чудесного состава, превращающего низкие металлы в золото. Август хотел первым заполучить человека, способного разрешить эту загадку и принести своему монарху неслыханные богатства. Бёттгер поклялся добыть золото — и клятвы не сдержал. Так что теперь он знал: пощады не будет.


Нам, людям двадцать первого века, кажется наивной древняя вера в то, что якобы можно с помощью несложного лабораторного оборудования, набора химикатов и нескольких магических слов превратить свинец в золото. К тому же нам известно, что для превращения одного химического элемента в другой его следует облучать нейтронами в ядерном реакторе — но тогда полученное золото не окупит и тысячной доли затраченных средств. Однако во времена Августа идея трансмутации — превращения одного металла в другой, более ценный — владела умами не только ученых, но и правителей Европы.

Алхимики искали неуловимый философский камень с тех самых пор, как эта наука зародилась в древних цивилизациях Месопотамии, Индии, Китая и Египта. Она процветала в Греции и арабском мире. Арабские тексты были в свою очередь переведены на латынь; в Средние века вера в алхимию охватила всю Европу.

В конце XVII века, когда уже забрезжила эпоха Просвещения и в естествознании совершались великие открытия, вера в философский камень была по-прежнему крепка. Основоположники современной науки не считали ее пережитком средневековых суеверий: Роберт Бойль, первый химик, собравший газы и сформулировавший закон, связывающий их давление и объем, а также сэр Исаак Ньютон, отец физики, всерьез занимались алхимией.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза / Проза
Петр Первый
Петр Первый

В книге профессора Н. И. Павленко изложена биография выдающегося государственного деятеля, подлинно великого человека, как называл его Ф. Энгельс, – Петра I. Его жизнь, насыщенная драматизмом и огромным напряжением нравственных и физических сил, была связана с преобразованиями первой четверти XVIII века. Они обеспечили ускоренное развитие страны. Все, что прочтет здесь читатель, отражено в источниках, сохранившихся от тех бурных десятилетий: в письмах Петра, записках и воспоминаниях современников, царских указах, донесениях иностранных дипломатов, публицистических сочинениях и следственных делах. Герои сочинения изъясняются не вымышленными, а подлинными словами, запечатленными источниками. Лишь в некоторых случаях текст источников несколько адаптирован.

Алексей Николаевич Толстой , Анри Труайя , Николай Иванович Павленко , Светлана Бестужева , Светлана Игоревна Бестужева-Лада

Биографии и Мемуары / История / Проза / Историческая проза / Классическая проза