Мейсенский узник

Однако несмотря на частые жалобы селян и возмущение иностранцев вроде Ганвея, охота еще много десятилетий оставалась исключительно королевской забавой. Немудрено, что статуэтки Кендлера, изображающие мужественных охотников с добычей, пользовались таким успехом — они не только напоминали об увлекательном времяпрепровождении, но и служили символом высокого общественного статуса.

Из всех созданных Кендлером композиций наибольшей выразительностью отличаются так называемые группы в кринолинах. Подобно трехмерным фотографиям, они запечатлели мгновения придворной жизни с ее модами, интригами и женским кокетством. Это живые сценки с участием светских красавиц, наполненные той выразительной динамичностью, которую так ценил Август Сильный. Глядя на них, невольно гадаешь, что предшествовало мгновению, застывшему в фарфоре, и что случится в следующую минуту.

Существенным аксессуаром в этих скульптурных группах нередко выступают изделия из фарфора, подобно тому как в интерьере на живописном полотне может присутствовать картина: вот светский кавалер и его возлюбленная сидят бок о бок, она игривым движением подносит к его губам расписную фарфоровую чашечку с шоколадом. Многие статуэтки вдохновлены картинами Ватто, однако пронизаны еще большей чувственностью. Утверждают, что некоторые композиции изображают Августа Сильного с той или иной фавориткой. Одной из них — возможно, несчастной графине Козельской — он протягивает шкатулку в форме сердца, а она в ответ отдает ему собственное сердце.

Близкое знакомство Кендлера с жизнью двора угадывается и в многочисленных скульптурных изображениях мопсов. Эти милые создания были не просто комнатными собачками; для всякого, знакомого с придворными тайнами, они служили намеком на «Мопсорден», или «Орден мопсов» — полушутливую масонскую ложу, великими магистрами которой были курфюрсты Саксонские.

Однако прелесть статуэток Кендлера в том, что ими можно любоваться, не понимая скрытого смысла. Их бесконечное разнообразие, яркие цвета и динамика неизменно привлекают коллекционеров. Не каждый может позволить себе весь набор персонажей комедии дель арте или уличных торговцев, но даже одна-две статуэтки придают дому владельца некий шик, и мода на коллекционирование фарфора среди состоятельных людей растет год от года.

Богатейший саксонский двор тратил на такого рода безделушки баснословные суммы. Сэр Чарльз Хэнбери Уильямс хвастал перед своим родственником Генри Фоксом, что получил от короля подарок: «фарфоровый сервиз на тридцать персон, который здесь стоил бы тысячу пятьсот фунтов». Сервиз, как с гордостью отметил сэр Чарльз, кроме посуды (350 предметов), включал сто шестьдесят шесть статуэток «для украшения стола во время десерта». Цена представляется немыслимо высокой, учитывая, что в Китае тогда на сумму чуть больше ста фунтов можно было приобрести десять тысяч изделий бело-синего фарфора.

Быть может, Август крепко задумался бы, прежде чем делать такой подарок, если бы знал, что сэр Чарльз — близкий друг сэра Эверарда Фокнера, главного партнера только что созданной фарфоровой мануфактуры в Челси. Вскоре после памятного обеда у графа Брюля сэр Чарльз одолжил свои мейсенские статуэтки модельерам из Челси, которые сняли с них формы и начали производить исключительно точные копии, правда, из мягкого фарфора.

Статуэтки Челси значительно уступали мейсенским, но в Британии, как и повсюду, модные безделушки, пусть и не самого высокого качества, пользовались огромным спросом. Не только Челси, но и многие другие британские, а также европейские керамические производства отлично зарабатывали на копиях с произведений Кендлера. Вскоре уже и стаффордширские гончары начали производить из глины свою, примитивную версию дрезденских придворных и пастушек для людей, отстоявших от королевских банкетных столов куда дальше, чем даже злополучный портной графа Брюля.

Глава 19 Последнее поражение

Если бы только императрица, король Польский, граф Гаррах и граф Брюль лучше скрывали свою враждебность к Его Прусскому Величеству!.. Она не может долго оставаться тайной и грозит дурно сказаться на европейских делах, в первую очередь на австрийских и саксонских владениях.

Доклад Томаса Вильерса, британского посла в Саксонии. Январь 1756.

Даже если внешне все выглядело прежним, захват не прошел для Мейсена бесследно. Долго после того как стены заново побелили, а каменные полы дочиста оттерли, смыв следы крови, под сводами Альбрехтсбурга сохранялась гнетущая атмосфера.