Мэйзер

Лаконизм был убог: груди имели форму кругов с точками-сосками, а наиболее интересные места представлялись заштрихованными треугольниками – но бил в глаз.

Росписи возникали сами по себе, хотя стены туалета непрерывно скребли, белили и красили заново.

Макс длинно сплюнул.

– Слушать вас, уши вянут. А кто из вас видел в натуре голую женщину?

Все молчали.

– Поднимите руку!

И хотя вранье не могло подтвердиться, никто не шевельнулся.

Моего друга опасались больше, чем Крюгера.

Тот лишь грозился, а этот бил, причем с хорошими синяками.

Валера, стоявший ближе всех, даже отодвинулся – боком, как попугай.

– Все вы пидарасы, – удовлетворенно подытожил Макс. – Встаньте в круг и сосите друг у друга.

– Но… – заговорил не в меру воспитанный Илья.

– Вам сто лет дрочить перед монитором. А я уже ебался и знаю, что это такое.

Пустота, повисшая после этих слов, казалась гробовой.

– И если еще раз услышу пиздеж о том, в чем нипизды не понимаете…

Вдалеке затрещал звонок.

Макс вышел первым.

За ним последовал я.

Потом остальные потащились на урок по культуре родного края, где предстояло пересчитывать не кнопки на руле «мэйзера», а цветки курая на гербе.

2

– Надоели болтуны дешевые, – сказал Макс, когда мы стояли на крыльце, не в силах расстаться после уроков.

Когда в начале зимы улегся снег, школьный двор с дорожками, протоптанными серо-желтой слякотью, напоминал сливочное мороженое, кое-где посыпанное ванильной крошкой.

Сейчас тут было ледовое побоище.

Дуг поддал ногой пачку из-под сигарет.

Я машинально проследил за ее полетом.

Смятая картонка пролетела метра три: удар Макса был замечателен – и упала возле замерзшей снежной бабы, которую младшие классы лепили в ноябре

Школьная дворничиха по прозвищу «миссис Симпсон» до сих пор не вышла из каникульного запоя.

По сравнению с нашим двором туалет рынка«Юрматы» показался бы операционной в центре микрохирургии глаза.

Пестрели обертки от шоколадок, смятые бутылки из-под воды. Яркими пятнами красовались коробочки от презервативов; тут же валялись и они сами. Три штуки были наполнены и завязаны. Один лопнул, под ним протаяла черная дырка.

Вряд ли это оставили любители секса на холоде.

Скорее всего, изделия отработал Крюгер, пригласив ночью проститутку, а потом демонстративно разбросал результаты.

– Правильно вломил гондурасам, – согласился я, переключив плеер на следующий альбом. – Другого бы не послушали, при тебе заткнутся.

Макс был крепким и плечистым – почти как настоящий мужчина – на целую голову возвышался над всеми, включая меня.

В этом году он начал бриться, о чем никто из нас еще не помышлял.

Мощной фигурой друг напоминал профессионального футболиста, хотя в футбол не играл.

Он не занимался спортом, не интересовался ничем, кроме компьютеров.

– Влад, ты не понял, – Макс повернулся ко мне. – Я в самом деле имел интимное дело с девушкой.

Наедине наш лексикон становился почти нормальным.

Да и вообще вдвоем мы делались другими, нежели на публике.

Я даже вынимал наушники iPod-а, чтобы музыка не мешала разговаривать.

– Все один раз.

Он спиннул с крыльца что-то еще.

– Но поёбся.

– Врешь, – вырвалось у меня.

Секс – никому в реальности не известный – считался святым делом.

А шутки со святыми вещами не приветствовались.

– Не вру.

Слова прозвучали так, что я поверил.

Впрочем, насчет вранья я выпалил чисто для порядка: друг никогда мне не врал, ни по мелочи, ни в крупном.

Я покачал головой.

Познание женщины поднимало на высоту бОльшую, чем если бы у него возник желтый «Феррари» или красный «Мустанг».

– Не вру, – повторил Макс со странным вздохом.

– А когда?

Я готов был отрубить любую из рук, чтобы узнать подробности.

– Недавно, – друг криво усмехнулся. – Могу дату сказать. Двадцать пятого декабря.

– Двадцать пятого? – я задыхался от нетерпения. – Так тогда же… была дискотека. Новогодняя, общешкольная.

– Да. Была, – подтвердил Макс.

– И…

Я замялся.

Правильная фраза нашлась не сразу.

«Ну и кого ты трахнул?» годилось лишь для какого-нибудь Глеба или Димы.

«С кем ты стал мужчиной» или «Кому отдал свою девственность» напоминало дрянной американский фильм про подростков.

«Кто стала твоей избранницей» тоже было киношной пошлостью.

И я спросил просто:

– И кто – она?

– Дай слово, что никому не скажешь.

– Никому не скажу.

– Поклянись.

– А не буду клястись, – я отмахнулся. – Можешь не говорить. Сам угадаю.

– Угадай, – Макс хмыкнул.

– А и угадаю.

Я уважал его настолько, что догадки начал строить от Эвереста:

– Титни Спирс!

Таким было прозвище самой сексуальной девочки школы – одиннадцатиклассницы Радмилы Ивановой.

«Спирс» присоединилось по созвучию, «Титни» родилось от особенностей бюста. Что бы ни надевала Радмила, масса вываливалась наружу.

Не представляю, как переживали присутствие Ивановой учителя-мужчины. Время от времени ей делали замечание, тогда Титни заталкивала свое богатство поглубже, но этого хватало на пять минут.

Какие у нее были ноги, задница и глаза, никто не знал – точнее, не смотрел: все затмевала грудь.