Мех форели

Пожалуйста, выслушай меня, я должен объяснить. Вчера ночью я вел себя отвратительно, наверно, был пьян, не в себе, перевозбужден, словом, я пришел извиниться. Прости, если можешь.

Она посмотрела на меня недоверчиво, осторожно-отчужденным взглядом, потом проговорила:

Я в самом деле не могла взять в толк, что на тебя нашло. Сперва кидаешься на меня, потом оскорбляешь, как никто и никогда, и все это совершенно непостижимым для меня образом. Что я ему сделала, чего этот псих хотел от меня? — думала я снова и снова. Долго плакала, сама не знаю о чем. Хам. Чем я только заслужила такое? И вот ты опять здесь, а я даже имени твоего не знаю.

Меня зовут Франк, я из Штольпов, в смысле из знаменитого семейства Штольп, ты же наверняка знаешь одноименный цирк, передвижной, сейчас он, увы, уже не существует, но долгое время пользовался широчайшей известностью. Я думал, тебе знакомо это имя. Все Штольпы были потомственными акробатами, хотя фамилия, казалось бы, говорит о другом[2]. Чем они занимались до того, как основали цирк, мне неведомо, я бы, конечно, мог навести справки, но не хочу утомлять нас генеалогическими проблемами. Времени у нас маловато для подобных разысканий, я имею в виду: жизнь коротка, и мой девиз — спеши. Спеши-торопись, постоянно твержу я себе, мне кажется, я создан не столько для размышлений, сколько для движения, возможно, потому и вел себя вчера ночью так оскорбительно, за что еще раз по всей форме прошу прощения. Давай сходим куда-нибудь, а?

Не знаю, что о тебе и думать, ответила женщина. Чутье подсказывает: держись подальше от этого типа. Зря я открыла дверь. Что тебе вообще нужно здесь и от меня? К тому же у меня назначена встреча. С аргентинскими друзьями. Могу взять тебя с собой, если ты обещаешь хорошо себя вести и молчать об обстоятельствах нашего знакомства. Меня зовут Кармен.

В окружении своих друзей Кармен выглядела совершенно по-другому. Была другим человеком, оживленным, остроумным, веселым. Ведь сейчас ее окружали свои, возможно, она тоже по происхождению латиноамериканка. Друзей оказалось четверо, две супружеские пары (коммерсанты? Трудно сказать), одного из мужчин звали Доминго, именно он, если я не ослышался, назвал меня fiancé[3] Кармен, конечно не сразу, а когда мы познакомились чуть поближе. Я, понятно, не стал заострять на этом внимание, но чувствовал себя бодрым и оживленным среди этих эмигрантов с их неведомой мне предысторией, что сквозила в словах и жестах. Мне было хорошо в прокуренном баре, где музыкальный автомат тихонько наигрывал шлягеры, звуки которых возвращали меня в другой бар, с хозяином, одетым в пуловер и вовсе не похожим на хозяина, и напоминали о потерянном там ощущении, весьма печальном, наверно связанном с моей женой, с нашими счастливыми временами, а теперь с утратами, не думать об этом, не думать, меня зовут Франк, я из…

Итак, я был произведен в женихи и соответственно заделался почти что латиноамериканцем, и, когда мы собрались уходить, никому не показалось странным, что Кармен взяла меня под руку. Словно по уговору, мы пошли к ней. И на сей раз любили друг друга. А по дороге домой я думал, что это не просто утоление голода: тот, кто надолго исключен из сексуального круговорота, выпадает из мира. Неутоленное желание ведет к демонизации женского пола. Напротив, взгляд мужчины, который возвращается от женщины, преисполнен альтруизма. Аминь. Вот так я думал на обратном пути.

В тетушкиной квартире я возобновил беседу с покойной родственницей.

Я, сиречь убийца, снова здесь, мадам. От вашей подруги, дамы из магазина конторских машин, от Гислен, так ее зовут, если не ошибаюсь, я узнал, что во время немецкой оккупации вы с риском для жизни участвовали в Сопротивлении, — поистине я могу только удивляться. На этом фоне собственное нытье кажется мне ребячливым, я имею в виду чувство заброшенности, которое меня гнетет.

Я еще и договорить не успел, а эта напасть едва не одолела меня снова. Не столько заброшенность, сколько опустошенность. Словно земля уходит из-под ног и сам я опустошаюсь. Как дырявый сосуд, из которого утекает содержимое.

Мадам, снова начал я, разрешите мне называть вас тетушкой, хотя мы совсем чужие. Как я уже говорил, я из Штольпов и недавно получил солидное наследство, позволяющее жить этаким рантье. В этом плане я человек очень даже счастливый. Давеча и в квартире витало что-то вроде подспудного предвестия счастья, не стану преувеличивать, всего лишь крохотная его искорка, но все-таки, и у меня мелькнула мысль, что это предвестие, вероятно, связано с тем обстоятельством, что я в известном смысле начал новую жизнь. Казалось, вот сейчас книга моей жизни откроется и я смогу прочитать первую страницу. Ну а вдруг эта страница пуста?