Механическая принцесса

Сесили умышленно назвала брата полным именем. Она знала, что его это раздражает, хотя когда так поступал Джем, лучший друг Уилла – нет, его парабатай (а это, как выяснила в Институте Сесили, было нечто совершенно особенное) – Уилл, похоже, принимал это за выражение приязни. Возможно, дело было в том, что он все еще помнил, как сестра ковыляла за ним на нетвердых ногах, выкрикивая с валлийским акцентом: «Уилл! Уилл!» В детстве она никогда не называла его Уильямом – только Уиллом или, совсем уж по-валлийски, Гвиллимом.

Темно-синие – такие же, как у самой Сесили, – глаза Уилла опасно сузились. Когда мама говорила, что Уилл подрастет и разобьет немало сердец, Сесили всегда смотрела на нее с сомнением. Уилл тогда был кожа да кости – тощий, растрепанный и вечно грязный. Но теперь она поняла маму. Когда она в первый раз вошла в столовую Института и брат в изумлении вскочил на ноги, у Сесили в голове пронеслось: «И это Уилл? Не может быть!»

Тогда он обратил на нее эти глаза – точь-в-точь как у матери, – и Сесили прочла в них ярость. Брат совсем не обрадовался встрече. Но главное, она помнила его худеньким мальчиком со спутанными, черными, как у цыгана, волосами и в перепачканной одежде, – а теперь перед ней был высокий, пугающий мужчина. Слова, которые она хотела сказать, застряли у нее в горле, и она так же молчаливо уставилась на него. С тех пор ничего не изменилось: Уилл едва замечал присутствие сестры, как будто она была камушком у него в ботинке – постоянной, но несущественной помехой.

Глубоко вдохнув, Сесили подняла голову и приготовилась метнуть первый кинжал. Уилл не знал и никогда не узнает о том, сколько времени она провела в одиночестве у себя в комнате, тренируясь распределять по руке вес клинка и наконец сообразив, для хорошего броска надо работать не только кистью. Она опустила обе руки, а затем отвела правую назад, за голову, и плавным движением выбросила ее вперед, перенося вместе с рукой и вес всего тела. Кончик кинжала указывал точно в цель. Метнув его, Сесили опустила руку и шумно вздохнула.

Клинок вошел в стену точно в центре мишени.

– Один, – сказала Сесили, самодовольно улыбнувшись.

Уилл холодно взглянул на нее, выдернул кинжал из стены и передал его сестре.

Сесили метнула его снова. Как и в первый раз, клинок пронзил яблочко и остался, подрагивая, торчать из стены.

– Два, – торжественно произнесла Сесилия.

Уилл стиснул зубы, но снова вытащил кинжал и вернул его девушке. Она улыбнулась. В этот миг она была уверена в себе, как никогда. Она знала, что у нее все получится. Она ни в чем не уступала Уиллу: так же высоко лазила, так же быстро бегала и так же надолго задерживала дыхание…

Сесили метнула клинок. Тот вошел в цель, и девушка подпрыгнула, захлопав в ладоши. Отбросив с лица рассыпавшиеся волосы, она смерила брата победным взглядом.

– Теперь ты обязан написать письмо. Ты проиграл!

К ее удивлению, Уилл улыбнулся.

– Ладно, напишу, – сказал он. – Напишу, а потом сожгу. – Сесили издала возглас возмущения, но брат предостерегающе поднял руку. – Я сказал, что напишу письмо. Но не говорил, что я его отправлю.

У Сесили перехватило дыхание.

– Да как ты смеешь играть со мной в такие игры?

– Я же говорил, ты не создана для ремесла Сумеречных охотников. Тебя слишком легко обвести вокруг пальца. Я не буду писать письмо, Сеси. Это противоречит Закону – и точка.

– Как будто тебе есть дело до Закона! – Сесили топнула ножкой и тотчас вышла из себя еще больше: она всегда презирала девчонок, которые так делали.

Глаза Уилла сузились.

– Как будто тебе есть дело до того, чтобы стать Сумеречным охотником! Ну а что ты скажешь на это: я напишу письмо и отдам его тебе, если ты пообещаешь, что сама отвезешь его домой – и никогда не вернешься?

Сесили вздрогнула. Она помнила множество скандалов с Уиллом, помнила своих фарфоровых куколок, которых он разбил, вышвырнув из окна мансарды… но память ее хранила и ту доброту, которую он проявлял к ней: брат мог забинтовать ей оцарапанное колено или поправить ленты в растрепавшихся волосах. В том Уилле, который теперь стоял перед ней, не было этой доброты. Целый год после его отъезда мама часто плакала. Прижимая к себе Сесили, она говорила, что Сумеречные охотники лишат его способности любить. Эти бессердечные создания, твердила она, пытались запретить ей выйти замуж. Что в них нашел Уилл, что в них нашел ее сынишка?

– Я не поеду, – промолвила Сесили, не отводя глаз от брата. – А если ты будешь настаивать, я… я…

Дверь чердака отворилась, и на пороге появился Джем.

– О, – сказал он, – смотрю, вы опять на ножах. Давно ругаетесь или только начали?

– Он начал первый, – заявила Сесили, указав на Уилла, хотя и понимала, что это бесполезно. Джем относился к ней со сдержанной теплотой, как и положено относиться к младшим сестрам друзей, но во всяком споре принимал сторону своего парабатая. Он мягко, но решительно ставил Уилла превыше всего в этом мире.