Несмотря на слепящий глаза яростный ветер и летящий в лицо песок, нам не пришлось долго искать правоверных берабесков. Каким-то чудом мы даже сумели заметить их раньше, чем они нас. Теперь нужно было просто вести себя тихо, пока не придумаем, как вызволить мага…
— Отличная погодка! — весело сказала Фериус, тем самым начисто лишив нас преимущества. — Самое то, что нужно для пикника и приятной беседы.
У Фериус Перфекс множество дурных привычек. Я так до сих пор и не смог понять, являются ли они неотъемлемой частью пути аргоси или же Фериус просто обладает очень своеобразным чувством юмора. Но так или иначе объявлять четверым берабескам о нашем присутствии, чтобы предложить им приятную беседу, было кошмарной идеей.
— А я знал, что так будет, — проворчал Рейчис. Обменявшись парой коротких реплик, берабески единогласно решили отказаться от нашего приглашения на чай и беседу. А еще они быстро сориентировались в ситуации. Двое поволокли неподвижного мага в глубь бури, а еще двое направились к нам.
Фериус вздохнула.
— Никто в наше время не готов просто поговорить и спокойно обсудить ситуацию.
— Спасибо за это всем богам, — буркнул Рейчис, отряхиваясь.
Его шерсть снова приобрела коричневый отлив. Очень удобно: среди бури белкокота почти не было видно. Однако маленький брюзга имел самомнение размером с полконтинента, а потому сделал свои полосы темно-красными, дабы показать, что он тоже не лыком шит.
— Ну, идите сюда, голокожие!
Двое охотников не заставили долго себя упрашивать. Широкоплечая женщина, приближаясь, вынула из ножен меч. На конце изогнутого трехфутового лезвия поблескивал острый крюк.
— Это казхан, — сказала Фериус. — Постарайся не порезаться.
— А?
— Он очень острый.
— Спасибо! Чрезвычайно полезная информация.
— И еще, — продолжала Фериус, — берабески часто заливают внутрь ножен яд местных змей. Если попадет на кожу, будет очень больно.
Ладно, я и не собирался допускать, чтобы этот меч коснулся меня.
Мужчина был стройнее своей спутницы и более смуглым. На первый взгляд он вовсе не имел оружия. Так казалось, пока он не остановился футах в двадцати от нас. Лишь тогда я увидел блеск металлических накладок на его пальцах. Накладки заканчивались сверкающими остриями.
— Тьязханы, — сказала Фериус. — К ним тоже не желательно прикасаться.
— Дай-ка угадаю. Они отравленные?
— Как ни странно — нет. По крайней мере, не в том смысле, к которому мы привыкли.
— Тогда что…
— Наш Бог милосерден даже к неверным, — проговорил мужчина. — И потому я должен предложить вам шанс выжить.
Он говорил на дароменском наречии, но с сильным акцентом. Мы с Фериус были одеты как жители приграничья и более всего походили на дароменских пастухов.
— Пусть он дарует вам покой и любовь, пребывайте в мире, — ответила Фериус с необычным официозом в голосе. Она так делает порой. По большей части Фериус изъясняется как пьяная картежница, но иногда ее красноречию и витиеватым фразам может позавидовать и придворный дипломат.
— И вам мир, — ответил мужчина с ноткой удивления в голосе. — В самом деле, мир может высоко цениться. — Он указал на землю. — Вы должны опуститься на колени и склонить головы, дабы Бог узрел, что вы почитаете его и пришли не затем, чтобы вмешаться в его промысел.
Фериус пожала плечами, словно бы извиняясь.
— Прости, глубокоуважаемый, но, когда я склоняю голову, мои глаза не видят путь впереди, а если я стою на коленях, то не могу идти туда, куда указывает сердце.
Эти слова, казалось, изумили двух берабесков, но лишь на миг.
— Аргоси, — сказала женщина. Скорее, выплюнула это слово.
Фериус ухмыльнулась.
— Самая обычная и ожидаемая реакция, правоверная.
Мужчина начал проявлять признаки нетерпения.
— Задавай свой вопрос, странница. Мы не ищем ссор с аргоси.
Фериус сделала шаг вперед и демонстративно огляделась по сторонам.
— Вы далеко ушли от своих храмов, глубокоуважаемые. Ближе к границе Гитабрии, чем к святым местам. Какое преступление совершил этот маг, что вам пришлось устроить столь долгую охоту?
— Ересь, — ответили в унисон двое правоверных.
— Для этих ребят все — ересь, — прошептала мне Фериус.
Потом она снова обратила взгляд на барабесков.
— На свете есть семьсот и семьдесят семь ересей, глубокоуважаемые. Не могли бы вы сказать поточнее?
Это, как казалось, впечатлило мужчину.
— Ты сведуща в нашей жизни, поэтому я отвечу тебе. Он обвиняется в колдовстве.
Прежде чем Фериус успела ответить, он поднял руку. Металлические наконечники накладок на пальцах тускло поблескивали в свете неяркого дня, затененного бурей.
— И прежде чем ты спросишь: из восемнадцати форм бесовства он совершил наихудшее. Это — колдун-изгой.
— Проклятие! — прошипела Фериус сквозь зубы.
— Так плохо? — спросил я. — То есть хуже, чем остальные семьсот семьдесят шесть ересей?
— Берабески ненавидят магов. Но чаще всего не рискуют спровоцировать войну просто ради удовольствия укокошить одного из них. Однако мага-изгоя можно казнить безбоязненно, не опасаясь карательных мер.