Механический гений в мире Эйра (СИ)

С тех пор, как Великая мать истребила Шахров прошло 12 лет.

- Федор Иванович, а рыбка-то будет сегодня? – спросила Мариса, маленькая лопоухая девочка, копия своего отца Ториана, лишь глаза были точь-в-точь как у Сиры.

- Как море даст. – с улыбкой ответил я. – Ребята, отчаливаем!

Я оттолкнул от берега свою лодку, и моему примеру последовали еще десять эйринцев. Хотя лодкой назвать наши посудины было сложно, больше всего они походили на каноэ.

Мы смастерили их тогда, когда столкнулись с неминуемым голодом. Животные, те, что хранились в специальных помещениях дома Эйра были под запретом, и им тоже только предстояло возродиться на этой новой и все-таки старой земле. А рыбы в большой воде было достаточно, чтобы прокормить народ Эйра.

Я с трудом оттолкнулся веслом от берега и подумал, что слишком стар уже для ловли рыбы. Мне пора на покой, зрение подводило все чаще и руки стали слабы.

Решено – это будет моя последняя рыбалка.

Свет трех светил занимался на горизонте, в рассветной тишине пели свои песни нэмы, ставшие снова вольными птицами и больше не подчиняющиеся нуждам народа. На душе было так хорошо, что я запел во все горло:

- Стальные птицы вьются в небе,

От Шахров смерти нам суля,

Но не сломить народа Эйры,

Ведь это все наша Земля!

Голоса мужчин подхватывали мою песню. Она стала нашим неотъемлемым спутником в рыбалке и в жизни. Каждый эйринец от мала до велика знал ее наизусть. Слова раскатывались по воде уносясь вперед на много километров и возвещая всех о наступлении нового дня.

Теперь, для каждого эйринца было уготовано свое занятие, и отсутствие магии больше аргументом не являлось. Кто-то готовил еду, кто-то стирал, кто-то убирался и обустраивал быт. В общем, все как у людей, с тем лишь отличием, что все пришлось начинать сначала, хоть и многое мы взяли из старого дома Эйра, который остался в водных глубинах на случай необходимости быстрого отхода.

***

У моей хижины собрались, кажется все эйринцы, от самых маленьких до стариков. Я чувствовал себя местной звездой, слушая их приглушенные голоса за стеной своей маленькой хижины. Я не вставал с постели уже несколько дней, старое тело парализовало начисто.

Единственное, что еще двигалось во мне - это лицо. Я все еще имел возможность моргать и даже криво улыбаться, хотя и это давалось с трудом. Моя речь была путанной, тихой и требовала не мало усилий.

День и ночь со мной находился только один красноволосый друг, больше я никого к себе не подпускал. Хотя, как мне сказал Ториан многие женщины сочли бы за честь ухаживать за мной. Но у меня это вызывало только приступы неприязни и омерзения по отношению к самому себе.

Маленькая резная птичка медленно раскачивалась, прикрепленная плотной веревкой из лианы к потолку. Ее крылья были широко расправлены, и она легко и радостно парила вверху, вызывая во мне смешанные чувства. Я ощущал себя птицей без крыльев, неполноценным, и мне было завидно видеть ее полет.

Вход в мою хижину был завешен непрозрачной тканью, которая раскачивалась от дуновения ветерка. Ветер быстро проник внутрь и заметался небольшим вихрем по единственной комнате, нежно потрепав мои седые волосы.

Я чувствовал, что мне осталось недолго. Еще чуть-чуть и я покину этот мир, навсегда уйду в забвение. Теперь, когда смерть встала передо мной по-настоящему близко мне действительно было страшно. И самый главный страх был – там ничего нет. Меня там никто не ждет.

Наверное, когда умираешь неожиданно куда проще. Ты и осознать-то не успеваешь, что с тобой происходит. Но когда ты к этому настоятельно готовишься, и более того – выбираешь этот путь сам, все по-другому.

Я не дал исцелить себя нэмам, хотя знал, что они могут это сделать и уже не раз меня выручали, когда становилось совсем плохо. Я отверг помощь Великой матери, которая тоже хотела продлить годы моей жизни. Мне жаль, что я обидел ее своим отказом, но я ни за что бы не принял этот дар.

Поэтому я действительно могу сказать, что это мой выбор.

Слабость в теле была мучительной. Часто мое сознание совсем притуплялось, и я не мог найти в голове ни одной мысли, за которую можно было бы зацепиться. Но в минуты прозрения я вспоминал, что прожил хорошую жизнь.

Я был добр с теми, кто встречался на моем пути. Никогда никого не обижал, всегда старался помогать тем, кому хуже, чем мне. Хамил иногда, бывало.

Отчего-то перед глазами возникло лицо моей земной соседки Настасьи, и наши с ней дружеские посиделки. Проплыли и лица людей, часто покупающих у меня рыбу с пирса. Моя лодка.

На мгновение мне даже показалось, что я снова плыву куда-то в своей «Марии», по волнам черного моря в закатном солнце. Я почти физически ощутил волны, небрежно покачивающие судно и свежий морской бриз.

Но самое главное, что я в своей жизни видел любовь. Настоящую, неподдельную, сильную настолько, что за нее можно было все отдать.

Любовь моей Маши, такой хрупкой, такой беззащитной и такой родной. Ее образ тоже возник перед глазами. Она нежно мне улыбалась сидя за трюмо в нашей квартире и расчесывая волосы большим черепаховым гребнем.