Механический хэппи-лэнд

– Они вдыхают, не выдыхая. Они выпивают воздух, а взамен – ничего! От этого я умираю!

И тут Ахмеда осенило:

Города спали, и пыль похоронила спящих, что уподобились пыли. В них умерла мечта. Остались лишь бесплотные скелеты грез. Не стало мечтателей – мечты обезлюдели, некому рулить, встать у кормила, без плоти остались остовы Машины Забвения. Они превратились в призраки воздушных змеев, в небесные руины, обреченные рассыпаться во прах и снегопадом свалиться в драконьи могилы и на слоновьи кладбища.

Ни один человек не пошевелился.

– Как же они могут причинить тебе вред, Гонн? Ведь они даже не шелохнулись.

– Они играют в статуи, и меня хотят в истукана превратить!

– Они даже не догадываются о твоем существовании!

– Истинно так! И их недогадливость еще больше мне вредит. Смотри, я теряю плоть, сущность, вес. Я таю от неверия.

Ахмед взглянул на него, и действительно!

Великий Гонн, словно сгорая в незримом пламени, размахивал руками и ногами, которые истончились до костей и костного мозга. Там, где грудь выпирала балконом, теперь торчали ребра. Подбородок заострился, как меч, нос – бритва, губы – восковая ухмылка поверх предсмертного оскала.

– О, великий Гонн, остановись! – взмолился Ахмед.

– Я – кладбищенский бог. Мне помогут лишь живая плоть и кровь да мечты человека. Я, кит, превратился в карпа, в мелкую рыбешку. Кто меня спасет?

– Гонн, о, Гонн! – Мальчик мучительно подыскивал слова. – Я!

– Ты?! – вскричал Гонн. – Ты хорошо усвоил первый урок?

– Да! – завопил Ахмед.

И тут лицо Гонна залилось румянцем, пунцовыми огоньками, сморщивание прекратилось, его кости, ребра обтянула омоложенная кожа.

– Как ты решился!

– Ведь я один-единственный бодрствую! Ты видишь кого-нибудь еще? Я здесь, Гонн, но они ведать не ведают, что я есть! О, разрази, испепели глупцов, Гонн!

И Гонн стал еще весомее. Его уста сомкнулись, сокрыв зубы. Его запавшие глаза засияли под налитыми веками.

– Так ты хочешь стать божеством, подобно Гонну, быть преданным забвению и, возможно, раньше срока умереть?

– Почему бы нет?

– Отважный мальчик!

– Нет, всего лишь безумный!

– В безумии – отвага! Твое безумие – пища. Откорми меня!

Мальчик схватил Гонна за руку. Гонн – воздушный шар – стал подниматься.

Ахмед глазел на свою руку, зажатую в кулаке недужного, но выздоравливающего божества.

– Получилось!

– Да! – хохотнул Гонн. – Молитва возводит в воздухе могучую твердыню!

– Я никогда не молюсь!

– Еще как молишься! Ты, возносящий завтрашние молитвы!

Ахмед пристально вглядывался в гнетущие дюны и засыпанные развалины.

– Научи меня еще, Гонн, летать выше, дольше и быстрее, чтобы…

– Чтобы?

– Я мог летать над этими руинами и городами и кричать.

– Чтобы пробудить мертвых?

– Ведь кто-то же должен услышать? Кто-то же проснется? Если я буду кричать без устали.

– Всю жизнь кричать? А что ты им скажешь?

– Смотрите, как высоко! Как здорово! Как радостно! Попробуйте и вы!

– Чем в песне меньше изысков, тем лучше. Ты только что такую спел. Отныне ты – Гонн маленький, готовься стать сыном Гонна и всемогущим божеством.

– Я хочу всего лишь, чтобы наш мир стал всемогущим!

– Бескорыстие – ты заслужил еще одно тысячелетие в Раю.

– Надо не Рая! Мне надо, чтобы люди повылезали из постелей. И я хочу остаться навсегда с тобою рядом, Гонн!

– Нет! Теперь, когда у Гонна появился сын, Гонн должен вкусить Времени. Отведи меня туда, где ты плачем оживил меня. Захорони меня. На этот раз со слезами счастья.

– О, Гонн, не умирай!

– А, – засмеялся бог. – Я не умру! В миг своего рождения, дитя мое, разве ты не знал, что твое чело отмечено моей печатью?

– Здесь? – Ахмед прикоснулся ко лбу.

– Огромный отпечаток моего большого пальца прячется в лабиринте твоего подсознания. То, кем ты можешь быть! Сей отпечаток и есть твоя грядущая жизнь, мечта, деяния, если ты будешь действовать. Но в час рождения большой отпечаток исчез, погрузился в твое чело и будет незримым…

– Если только…

– Если только не станешь искать его всю жизнь в зеркалах, вглядываться пристально, чтобы высмотреть свое истинное «я» и стать существом, рожденным на земле, чтобы состояться.

– А что, если я не найду печать на своем челе?

– Тебе лишь нужно каждый день искать, чтобы распознать одну черточку. В сумерках – еще одну черточку, и так до тех пор, пока однажды не взглянешь в зеркало и в нем узреешь всё целиком. Достаточно ли места у тебя на лбу? Чтобы разместить мое туловище, руки, ноги, голову и громогласный рот в черепе? Даешь мне разрешение спрятаться?

– О, Гонн, – засмеялся мальчик, – добро пожаловать!

– Раз так, сынок, укрой меня, чтобы я мог жить за твоими глазами. И несколько ускоренных уроков напоследок. Итак!

Рука об руку в облаках и небесах они с Гонном тенью летели над кладбищами городов и улицами праха, и он одаривал мальчика плотью и мощными, хоть и незримыми крылами, и Ахмед кричал исчезающим внизу поселениям:

– Я вернусь! Я вам не дам покоя!

И так они летели до тех пор, пока, усталые, не приземлились в кратер вулкана, откуда Гонн вознесся, чтобы затмить собою небо.