Механический Зверь. Часть 6, Тот, кто сражается с чудовищами (СИ)

Первыми задвигались мельчайшие песчинки серой пустыни. Поначалу почти незаметно, но с каждой секундой все быстрее и быстрее, они начали перекатываться, создавая вокруг них двоих огромный идеально ровный круг. И чем быстрее было вращение, тем больше песчинок захватывал вихрь и тем выше в воздух они поднимались. В какой-то момент этот вихрь поднялся выше драконьей головы Лаза, полностью скрыв от его взора серую пустыню.

Однако пока что, кроме этого, не происходило ровным счетом ничего. По крайней мере никаких изменений в энергии не чувствовалось. Прошло еще несколько минут, а может и часов, в этом мире время текло очень странно. Вихрь продолжал ускоряться и расширяться, превратившись в самую настоящую стену из серого пепла, и если не знать, что он крутится, заметить это было очень сложно.

И тогда Лаз заметил, что песок под его лапами и под ногами Айны начинает менять цвет, постепенно захватывая все большую территорию круга, огороженного серым вихрем. У него – черный, у нее – белый. И теперь уже было довольно просто предсказать, что произойдет дальше. Семен Лебедев, увлекавшийся религиями и верованиями, где-то в подсознании Лаза довольно заулыбался.

Традиционного китайского символа Инь-Ян, конечно, не появилось, это было бы слишком большим совпадением. Но когда две ровные половинки круга начали, словно утягиваемые за собой вихрем, сворачиваться друг в друга, знакомая многим землянам картинка стала очевидной. Останавливаться на форме капель эти половинки, правда, не собирались. К центру круга они закручивались все быстрее и быстрее, и довольно скоро ровно между Лазом и Айной появилась спираль из бесконечно закрученных друг вокруг друга черных и белых линий. Подняв голову, дракон увидел ровно ту же спираль высоко у них над головами…

А потом вся эта конструкция взорвалась, поглотив и Лаза, и Айну, и весь этот серый мир.

***

Лаз плыл в молочной пустоте, раскинув руки широко в стороны, словно под ним была обычная река, а не бесконечное ничто. Да, руки были, вполне человеческие. Как и все остальное, впрочем.

А прямо над ним, казалось, стоит протянуть руку, словно отражение в зеркале, плыла Айна. Только ее зазеркалье было черным, как чернила.

“Ты чувствуешь?”

“Что?”

“Меня. Ты чувствуешь меня? Мой страх?”

“Да. А что чувствуешь ты?”

“Ярость и силу. Много, очень много силы и еще больше ярости.”

“Это приятно, правда?”

“Неописуемо приятно. Я боялась этого, но сейчас… хочу.”

“Со страхом также.”

“Ты хочешь бояться? Но почему?”

“Если ты боишься, значит ты жив. Не боятся только мертвецы. Но я не знаю, могу ли бояться, Айна. Имею ли право. Жестокая ирония в том, что бояться можно только тогда, когда бояться нечего.”

“А я пока не знаю, могу ли принять твою ярость. Как бы мне этого не хотелось.”

“И что, мы останемся при своем?”

“Конечно нет. В любом случае нет.”

“Айна…”

“Да?”

“Ты выйдешь за меня?”

***

-Отдыхаешь? – Фауст, не дожидаясь ответа, опустился в соседнее кресло.

-Думаю.

-Над чем?

-О разнице между тем, когда ты просто отказываешься от чего-то, и тем, когда ты, попробовав это, решаешь отказаться.

-О, это просто. – Отстегнув перевязь с мечом, мешавшую ему устроиться поудобнее, Фауст вытащил из ножен клинок и уколол лезвием палец, после чего продемонстрировал укол Лазу. Выступившая капелька рубиновой крови заискрилась в пробивающихся сквозь листву солнечных лучах. – Представим, что до того, как я укололся, я никогда не ощущал боли. Мне рассказывали, что это очень неприятное ощущение, что от него по всему телу дрожь, пытались расписать все ужасы боли во всех красках и подробностях. И, так как у меня не было причин сомневаться в этих словах, я знал, что боль – это что-то плохое и избегал ее. Но знал ли я на самом деле, почему ее избегаю? Нет. У меня были только слова, сказанные кем-то другим, а слова, как бы там не было – штука очень ненадежная. И лишь уколовшись и ощутив, что такое боль, я смог осознать, ПОЧЕМУ.

-Тут ты прав, конечно, но я не об этом. – Лаз кивнул.

-А о чем? – Меч вернулся в ножны, а они, в свою очередь, были приставлены к спинке кресла.

-Я думаю не о том, в чем может быть причина отказа, а о том, что может последовать за таким отказом. Возьмем твой пример с болью. Если ты никогда в жизни не чувствовал боли, то, сколько бы тебе не говорили, что это плохо, неприятно и вообще фу, стал бы ты бояться ее по-настоящему?

-Вряд ли.