…за почками и ноздреватыми сизо-розовыми легкими явится к вечеру старуха Макдамон, и будет долго торговаться, а потом дрожащими руками отсчитывать монетки. Матушка же, жалости преисполнившись, сунет тайком в сверток с почками пару вчерашних колбасок…
- Марта… - голос Ульне терялся в звонком мушином жужжании. Вечно по весне от мух не спастись было, хоть бы отец по всей лавке развешивал пучки мыльянника. - Марта… пожалуйста…
Мухи кружатся, садятся на мясо, и Марта должна сгонять их, но она устала, да и скучно просто так сидеть… и она дремлет, мечтая о том, как однажды наденет красивое платье, как у барышень в парке, непременно розовое и с оборками…
- Марта, скажи ему…
Она все же открыла глаза.
Нет лавки и мяса, старуха Макдамон давным-давно померла, а мухи… мухи вечны, небось, доводят теперь кого иного. Лицо Ульне темным пятном выделялось на белой подушке. Открытые глаза ее подернулись белесой пленкой, а посиневшие губы шевелились.
- Марта…
- Здесь я, здесь, - Марта мысленно прокляла себя за слабость. Спать она легла… всегда-то была сонлива, ленива, и теперь вот… и что делать?
Этого звать?
Или сразу врача?
Или никого не звать, но позволить Ульне тихо отойти, она ж мучится, цепляется за жизнь.
- Я и только, хочешь, его позову?
- Нет, - Ульне дышала сипло, и грудь ее вздымалась, а в горле клекотало. - Не… успеешь… ушел… вернется - скажи… не надо… скажи… я не велела… останови.
- Так разве ж он меня послушает? - Марта держала ту, которая давно стала сестрой, любимой или нет - не столь важно. Привычной. - Потерпи. Сама и скажешь. Сейчас я порошочков намешаю… что?
- Дура.
- Как есть дура, обе мы, Ульне, дуры… только разве ж теперь меняться?
Кажется, она засмеялась.
Хриплый, сиплый клекочущий смех, которым Ульне захлебывалась, и Марта держала голову ее, гладила изрезанные морщинами щеки, пытаясь сдержать слезы.
А когда Ульне затихла, забывшись сном - пусть будет легким - медленно сползла с кровати. Ушел, стало быть… надолго ли?
На часах - четверть пятого, но за окном светло, и часам веры нет… массивный ключ с длинной цевкой лежал на столике, меж шкатулки с бусами и старым канделябром. Марта взяла его… и положила на место. Она подошла к шкафу, тронула медные ручки его…
…если этот вернется, то Марте точно не жить.
…но разве она так уж боится смерти? Боится, но… справится со страхом.
Сунув в рот последнее печеньице, Марта вытащила из мотков пряжи ключ, отерла его о не слишком чистую рубаху. Ключ повернулся в замке беззвучно, и дверь открылась.
Жаль, что свеча почти погасла, темноты Марта боялась, пожалуй, больше, чем смерти.
Глава 29
- Спишь? - губы касаются шеи.
- Сплю.
С ним легко соглашаться, и Кэри жмурится, поворачивается, прижимаясь к мужу.
- Совсем спишь?
- Угу.
В кольце его рук, уткнувшись носом в грудь.
- И не проснешься?
Легкий поцелуй в нос.
- Зачем?
- Просто так, - у Брокка светлые глаза, в которые ей нравится смотреть… смотреться, как в зеркала, только много-много лучше. - Ты знаешь, что ты очень красивая?
- Не знаю.
- Я же тебе только что сказал это?
- Все равно не знаю, скажи еще.
- Моя жена, - он шепчет, оставляя на коже след своих губ, - невероятно красивая женщина.
Смех. И палец на переносице.
- Вот только спать любит… и проспит все на свете.
- Что например?
- Завтрак.
- Я не голодна.
- Совсем-совсем? - он переворачивается на спину, увлекая Кэри за собой.
- Немного… на тебе неудобно лежать!
- Почему?
И руку перекинул через спину, не позволяя слезть.
- Ты костистый!
- Неправда.
- Правда, - впрочем, так удобней его разглядывать… и странное дело, стыда Кэри не испытывает, скорее уж любопытство. - Костистый и жилистый…
Загоревший на шее, а грудь бледная и с родинками, которые треугольником. И Кэри вычерчивает этот треугольник, от родинке к родинке… бесконечный путь.
- Кэр-р-ри…
…и когда ее имя произносит, то внутри него что-то урчит… или это не от имени, но от голода? Тогда и вправду вставать бы надо, но не хочется.
А ночь закончилась, и Кэри немного страшно, вдруг да утро все изменит?
Он снова отстранится, и тогда…
- Кэри, - Брокк стряхивает ее, но не позволяет упасть, прижимает к кровати, целует в нос. - Скажи, что бы я без тебя делал?
- Жил бы…
- …несоблазненным.
Он смеется, и от смеха становится легко-легко.
Ничего не изменится.
Это ее муж… и ее дом… и ее жизнь, которая уже навсегда.
- Кэри, - он наклоняется, упираясь лбом в лоб. - Кэр-р-ри…
- Что?
- Ничего, просто так… или нельзя?
- Можно, наверное…
И старые часы оживают. Удары их эхом разносятся по дому, отмечая новый час жизни… и наверное, вправду пора вставать.
Хотя бы для завтрака.
- Ты как? - Брокк убирает с ее лица пряди.
- Хорошо.
- Точно?
- Да, - теплое плечо и теплые же пальцы, несмотря на то, что железные. Кэри помнит, насколько они ласковые. И тянется, льнет к руке, которая замирает, словно опасаясь спугнуть.
- Кэри, - он становится серьезен, и значит, все-таки закончилась чудесная ночь. - Пожалуйста, не сердись, но после бала я отправлю тебя в Долину.
Сердиться у нее настроения нет.
- И на балу… пожалуйста, держись меня.
- Держусь.
Его и за него.
- Или Одена… он будет. Виттара еще…
- Все будет хорошо.