Механика вечности

Сосед за стенкой вышел из туалета, о чем свидетельствовал надсадный рев его бачка. На югославской стройке гудел, передвигаясь, башенный кран. Передо мной стоял давно остывший и подернувшийся блестящей пленкой «Липтон». Рядом, задумчиво поигрывая пакетиком, сидел пятидесятилетний мужик, только что доказавший, что он – это я. С лестницы слышался исступленный лай дурной собаки. Все происходящее воспринималось естественным и монолитным, и я уже не знал, какой из элементов бытия считать «правильным», а какой – нет. Все объединилось и слилось в одну картину, и у меня не было оснований полагать, что Мефодий-старший менее реален, чем сосед, неоправданно часто спускающий воду.

– Расскажите… расскажи еще. Только не такое больное.

– Первый фантастический рассказ я написал в седьмом классе. Как он назывался? Думаю, этого даже ты не помнишь. Посвящался он, само собой, нашествию злобных инопланетян.

Я долил и включил чайник. Снова сел, закурил. Пришелец говорил то монотонно, то, вдруг вспомнив смешной случай, покатывался от смеха, и я хохотал вместе с ним. Но, уже свыкшись с ошеломляющим открытием, я невольно продолжал сверять его истории со своими, неискренне надеясь, что поймаю его на каком-нибудь несоответствии.

А он все рассказывал и рассказывал, и я, слыша фамилии, названия, даты, проживал свою юность по второму кругу, и он проживал ее вместе со мной. И тоже – свою. Потому, что скоро мне стало ясно: Мефодий не проговаривает заученную легенду, он действительно вспоминает.

– Хватит, – я подошел к раковине и тлеющим концом сигареты поймал сорвавшуюся с крана каплю. – Будем считать, что знакомство состоялось.

Мы торжественно пожали руки. Передо мной находился я сам в возрасте пятидесяти лет, и этот факт меня больше не шокировал.

– Вот и славно, – сказал Мефодий-старший. – Тогда закончим официальную часть и перейдем к лирике.

Он покопался в брошенном на стол плаще и показал мне черный продолговатый предмет, сильно смахивающий на пульт от телевизора. Три ряда круглых кнопок-пуговок на его поверхности только подчеркивали сходство; если б ни маленький жидкокристаллический экранчик в центре, штуковину и впрямь можно было принять за дистанционник. Не хватало лишь знакомого логотипа «Рекорд».

– Никаких кабин, никаких реакторов, все культурно: набрал на дисплее дату и время, потом нажал большую кнопку.

– Откуда это у тебя?

Мефодий загадочно улыбнулся и попытался закинуть ногу за ногу, однако сделать это, сидя на маленькой табуретке, оказалось непросто.

– Ловкость рук плюс теория вероятности, – нарочито беспечно ответил он.

Актером я был неважным – и в тридцать, и в пятьдесят. Выдав явно заготовленную фразу, Мефодий смутился и начал увлеченно рассматривать пепельницу. Он не был похож ни на отца, ни на мать. Все правильно, именно это я и слышал в детстве. Родители любили спорить, в кого я пошел. Теперь я видел: в себя. В себя самого. Через двадцать лет мои волосы приобретут стальной оттенок и чуть отступят назад, из-за этого лоб станет выше и благороднее. Нос укрупнится и покроется маленькими оспинками. Под глазами образуются аккуратные мешки, как раз такие, чтобы добавить взгляду мудрости. Своим будущим лицом я остался доволен, но вот то, что Мефодий пытался запудрить мне мозги, меня насторожило.

– Товарищ как-то спьяну проболтался, что готовится один эксперимент, – нехотя начал он. – Посвященных было так мало, что послать в прошлое оказалось некого.

– И послали тебя, – закончил я саркастически. – За неимением горничной пользуют кучера.

– В Проекте каждый человек на счету. Куда ни плюнь – либо серьезный дядька с большими погонами, либо профессор, который писает мимо унитаза, потому что кроме своих формул ничего не видит.

– В нормальных фильмах для путешествий во времени нанимают мордоворотов из спецподразделений.

– Чтобы одолжить одного такого у государства, пришлось бы многое объяснять. А здесь столько тумана, что неизвестно, знает ли о Проекте сам президент. В общем, они решили отправить постороннего – тихого, серого, незаметного, которого никто не хватится.

– Ты так и не женился?

– Вопросы потом, ладно?

Мефодий начал одеваться, и я не без зависти отметил, что его руки куда крепче моих.

– Занялся спортом? – Спросил я. – Чего это дернуло на старости лет?

– Поговори еще! «На старости», – передразнил он беззлобно. – У меня здоровья в десять раз больше, чем у тебя. То, о чем ты подумал, тоже в порядке, жалоб не поступало. И питаюсь по-человечески, – он покосился на пакетик чая, утыканный окурками.

Мефодий уже застегивал рубашку, когда я заметил у него на животе широкий кривой шрам. Рубец был бледным и гладким – видимо, появился он давно.

– Откуда такая отметина?

– Где? А, это? После.

– Как же ты затесался к ученым?