Механика вечности

– У нас с ней все кончено, – строго произнес Фирсов и чуть потянул дверь. Закрывать ее Иван Иванович не собирался, он лишь честно отыгрывал текст.

– Дело в том, что всплыли некоторые обстоятельства… – я попытался взять реванш за неказистое вступление и высказал это таким тоном, будто некая Алла Генриховна, моя родственница, и впрямь попала в щекотливую ситуацию.

– Проходите, – сказал Иван Иванович и посторонился.

Я заметил, что Фирсов остался доволен сценой, во всяком случае, если кто наш разговор и слышал, вряд ли он что-то заподозрит.

Фирсов проводил меня в кабинет. Письменный стол, компьютер, аквариум с подсветкой и книжный стеллаж во всю стену – ни дать ни взять, литератор.

– Что здесь? – Спросил Фирсов, принимая письмо.

– Пьеса Чехова.

Он педантично расправил замявшиеся уголки и распечатал конверт. В точности выполняя инструкцию, я встал в центре комнаты и опустил руки по швам.

– Иван Иванович, прежде, чем как-либо реагировать, дойдите, пожалуйста, до конца, – осторожно напомнил я.

– Не учи, любезный, – бросил он, не отрываясь от листа.

Прочитав послание, Фирсов сразу убрал его в карман и неуютно присел на столешницу.

– От кого?

– Там все написано.

– Не все.

– Все, что нужно.

Он покусал большой палец и, не вынимая его изо рта, сказал:

– Вы блефуете.

– Там все написано, – проговорил я как можно жестче. – Мне нужен ответ.

– А что еще тебе нужно?

– Троих людей из группы захвата. В четыре часа на «Третьяковской».

– По чью душу?

– Высокий мужик, волосы рыжие, вьются. Баки. Скорее, даже бакенбарды.

– Кто такой?

– По вашему ведомству не проходит.

– Двоих, – сказал Фирсов, подумав.

– Иван Иванович, мы не на базаре.

– Двоих будет достаточно.

– Он вооружен.

– И очень опасен, – усмехнулся Фирсов. – Ладно. Какие гарантии?

– Об этом мне ничего не известно. Берете рыжего, везете ко мне, и мы расстаемся. Больше я вас не потревожу.

Выходя из квартиры, я затылком ощущал желание Фирсова огреть меня чем-нибудь тяжелым. Фирсов удержался – похоже, сведения, содержащиеся в письме, действительно представляли для него серьезную угрозу. Интересно, что этот старый гриб там накалякал? Надо было плюнуть на мнимую порядочность и прочитать. Ах, Иван Иванович, знаток психологии! Потому ты и не доверил конверт Куцапову, что он вскрыл бы его сразу, как только выбрался из бункера.

Чем же мог запугать дряхлый генерал-лейтенант бравого полковника? Уж наверно не подробностями из частной жизни мифической Аллы Генриховны. Зачем нам в ФСБ такие офицеры, которых можно одной писулькой согнуть в бараний рог, пронеслась в сознании сталинско-бериевская мысль, пронеслась и полетела дальше, сейчас мне было не до нее. Пока Фирсов дергал за свои рычажки и веревочки, от меня требовался сущий пустяк: поспеть на «Третьяковскую» к четырем.

Деньги из моего времени превратились в разноцветный мусор, а клянчить у Куцапова я не стал, поэтому о такси не могло быть и речи. В кармане нашелся замусоленный билет. «Действителен в течение 30 дней с момента первого прохода». Не думал, что он снова мне пригодится.

Турникет выплюнул карточку, но зеленый огонек так и не зажегся. Я попробовал еще раз – с тем же успехом.

– Что у вас? – Дежурная вышла из будки и сноровисто, двумя пальцами подцепила билет. Затем посмотрела с другой стороны и замотала головой. – Как это может быть? Тут пробито двадцать шестое число.

– Правильно, четверг, – вспомнил я и осекся.

– Сегодня только понедельник.

Ко мне незаметно подошел молодой милиционер.

– Что случилось?

– Опять фальшивый, Петя, – с сожалением вздохнула дежурная.

– Ваши документы.

Сказать ему, чтобы позвонил в ФСБ и спросил полковника Фирсова? Хорошая идея.

Я ударил Петю только один раз – носком в пах. Сзади неслись крики дежурной, пронзительные трели свистка, низкий рык сирены, но я уже был далеко. На станции стояло сразу два состава, и я заметался, выбирая, в какой из них сесть.

Поездка принесла мало радости: из рассказов очевидцев я узнал, что броневики обосновались не только на Арбате, но и на всех площадях Садового кольца.

Я вышел на «Третьяковской» в пятнадцать – пятьдесят пять.