Механика вечности

Я говорил не о том. Ребенок — это тоже не самая большая проблема. Его рождение лежит в плоскости вероятного, возможно, никаких катаклизмов и не произойдет. Просто в две тысячи шестом я окажусь папой. Вся дальнейшая история человечества будет развиваться с этой маленькой поправкой, и вряд ли от нее что-то сильно изменится. Но Мефодий! Он ждет меня в Перове, в том месте, которое теперь не имеет ко мне никакого отношения. Где мы с ним встретимся, как я смогу вернуть ему машинку? Не станет ли он, прожив всю жизнь с Аленой, совсем иным человеком, захочет ли он, другой Мефодий, отправиться в прошлое?

Я судорожным движением ощупал карман — машинка была на месте.

— Ребята, не усложняйте! Я, конечно, в ваших теориях не сильна, но я где-то читала, что вмешательство в прошлое — фикция. Будущего нет, оно рождается каждый миг, и нарушать попросту нечего. «Завтра» естественным образом разовьется из «сегодня», а все хитроумные парадоксы изобрели фантасты, чтобы оправдать свои писания.

— В любом случае не разводиться же нам теперь специально, — заявил Миша.

— Тоже правда.

Пока машинка находилась у меня, оставалась и возможность что-то подредактировать. Значит, точка еще не поставлена.

Последние события вдруг представились мне в необычайно радужном свете. Все тревоги и сомнения показались копеечными, а плюсы моей миссии — выпуклыми и осязаемыми. Я не только обеспечил себе неминуемую славу, но еще и умудрился наладить личную жизнь! Нерешенным оставался единственный вопрос: отрывок про Хоботкова, но после примирения с Аленой мне была по плечу любая задача.

Жена принялась варить суп, а мы с Мишей сели за компьютер.

— Недурно, — заметил он, прочитав с экрана несколько страниц. — Чей текст?

— Вот это и надо установить.

— Ну, брат, ты не по адресу! Какой из меня лингвист?

— Похоже на вещи Кнута. Ты ведь его стиль знаешь?

— Пожалуй, — сказал Миша. — Вот, смотри: «приятность». Это его словечко.

— Одно слово ни о чем не говорит.

— Да нет, точно его работа! Что же он скрывал? Да, совсем забыл. Я сегодня к нему ездил, а он со мной даже разговаривать не стал, обложил по-черному и дверь перед носом захлопнул. Придурок.

— Посмотри еще, — настаивал я.

— Кнут. Что хочешь на отсечение дам. Вот опять:

«…взговорил Хоботков». Кто, кроме него, употребляет такие глаголы? Мы с ним из-за этого постоянно спорим, да ты и сам знаешь. И Хоботков — что это такое? Я ему говорю: нельзя так героев называть. А он мне про Гоголя — мол, у того ни одной приличной фамилии не встретишь, и ничего, классик.

— Стало быть, уверен на все сто?

— Даже больше. Так чей это все-таки роман? Кнута или нет?

— Вот завтра и разберемся. Поможешь?

— Не знаю, — потупился Миша. — Как бы снова дров не наломать.

— Опыт показывает: люди не верят своим ушам. А глазам верят. Если мы заявимся вдвоем, это будет совсем другое дело.

— Есть хотите? — крикнула Алена с кухни.

— Да поздно уже, спать пора. Не выгоните?

— Не чужой вроде, — заявила она, появляясь в комнате. — Раскладушку соседка забрала еще на той неделе. До сих пор не отдала. А может, и не надо?

Мы с Мишей переглянулись.

— Я не настаиваю, сами думайте, — подмигнула Алена и удалилась.

— Нам с тобой делить нечего, — сказал Миша.

Сначала зазвонил телефон. Мы одновременно оторвали головы от подушек и долго обменивались вопросительными взглядами — кому брать трубку. Вылезать из-под теплого одеяла никто не торопился, потому что каждый знал, что за этим последует просьба сварить кофе, поджарить яичницу, а заодно и помыть оставленную с вечера посуду.

Пока Миша разыскивал трубку, телефон уже умолк.

— Подождать не могли, — проворчал он, отправляясь на кухню.

Я взял тетрадь в клетчатой обложке и торопливо набросал:

«Поступал в Литературный институт. Подошел к доске объявлений, а там схемы подземных коммуникаций. Оказалось, что я поступил в разведшколу. Тоже неплохо».

Как только мы сели завтракать, раздался новый звонок, на этот раз в дверь.

— Кого еще принесло в такую рань? — возмутилась Алена.

— А чего ты на меня сразу смотришь, как будто это ко мне? — воскликнул Миша.

— Никуда я не смотрю. Иди открой.

В дверь опять позвонили — длинно и негодующе. Точно так же, как звонил Мефодий, когда он заявился ко мне в Перово. Я отодвинул тарелку и, выйдя в прихожую, приник к глазку. На лестнице никого не было.

— Наверное, ребятишки балуются.

— Нет, два раза звонили, — сказала Алена. — Открой. Что вы, как не мужики совсем!

Я выглянул на площадку и прислушался. Ни шороха шагов, ни гудения лифта. Не мог же звонок сам сработать! Я проверил кнопку — в порядке.

— Соседи, — догадался Миша. — Им все время неймется: то муки одолжить, то еще чего…

Штаны нашлись на полу, рубашка — за креслом. Ладони сами хлопнули по джинсам, и прежде, чем я сообразил, в чем дело, меня бросило в жар: машинки не было! Я принялся копаться в ящиках, хотя предчувствовал, что это бесполезно. Не оказалось прибора и под кроватью. Слабая надежда на то, что он выпал из кармана, рухнула.