— Ева! Мама сказала, что ты еще не дома. О чем ты вообще думаешь?
— Папа! — Ярость проснулась внезапно. — А можно меня не контролировать? Я уже большая! Сама решаю, когда и куда идти.
Дала отбой и тут же пожалела. Что это она вдруг сорвалась? Это все Александр Николаевич со своими разговорами. Все Пушкин со своим нежеланием помогать. Наташа с молчанием. Ева заплакала. Несправедливо!
— Привет! Опять тебя обидели?
Она кивнула — сил говорить не было, только плакать. Истерика клокотала в горле. Будущие педагоги сидели на низком бордюрчике, стояли и просто смотрели. Выбеленная челка Петра Павловича светлела в сумерках.
— Домой?
Она мотнула головой, а потом, не сдержавшись, судорожно вздохнула.
— Пойдем.
Ева настолько устала, что ей уже было все равно. Ну, пускай проводит.
Несколько шагов они провели в молчании, а потом Петр Павлович тихо сказал:
— К завтрашнему дню пройдет.
Ева снова замотала головой, чувствуя, как слезы выступают на глазах.
— Пройдет, — грустно повторил Петр Павлович. — Куда денется? Ночь переспишь, и станет легче. А скоро вообще забудется. Чего убиваться, если через неделю и вспоминать будет нечего.
Судорога отпустила, и Ева с сожалением поняла, что истерика ушла. Осталась тяжесть где-то глубоко-глубоко. Если не обращать внимания, то и незаметно.
— Знаешь, Ладошина, у меня к тебе будет просьба.
Ее назвали по фамилии — это насторожило. Она хлюпнула носом, собираясь с мыслями — что такого могут попросить?
— Скажи своей подружке Вике, чтобы она не приходила больше к училищу.
— Почему это? — булькнула влажными губами Ева.
— Не надо. Мы у вас практику проходим, а она в друзья набивается. Некрасиво. Должна быть дистанция между учителем и учеником. Маленькая она. Сколько вам? Шестнадцать, семнадцать? Вот и дружите с пацанами своего возраста. Ираклий парень горячий, могут быть неприятности.
— Что?
Усталость как рукой сняло, тяжесть исчезла. Голова вмиг стала звонкой и ясной. Командарм Че добилась-таки своего, задружилась с практикантами. Ей, видимо, говорили, а она, видимо, не поняла. Потом еще говорили. Теперь вот Еве говорят.
— Скажешь? — Петр Павлович повернулся, чтобы посмотреть Еве в лицо. Прикольный он был все-таки парень. Еще эта челка. «Петруша…»
— Ты что?
Ева вздрогнула, отворачиваясь. А ничего, просто стояла и смотрела.
— Чудные вы какие-то. Я думал, одна Вика такая. А это у вас возрастное.
Они подошли к дому.
— Не ходи так поздно одна, — крикнул он напоследок. — Не наживай неприятности.
Все-таки учитель — это учитель. Совсем как папа. Тот тоже все про неприятности.
А в почте было письмо от Антона. Длинное и злое. И про случайную встречу в понедельник, и про прогулку с его отцом. Антон был резок. Писал, что Ева сама не понимает, что делает. Отец — злейший враг Антона, и она встала на его сторону. Никакую помощь отец никогда никому не оказывает, он может только разрушать. А она дура, трижды дура.
Написала в ответ такое же длинное и злое письмо, припомнила Пушкина. Вот ведь мелкий пакостник! Набрала номер Антона.
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». И тут же машинально глянула на плей-лист. Откуда у нее появилась музыка на звонок? Композиция была закачена сегодня. Что она сегодня делала?
Глава седьмая
Игра телефонов
Ева мазала глазами по стенам и с удивлением замечала, какой класс старый. Ремонт не поможет — все равно будет заметно время, которое старательно пожевало эту комнату. Деревянные панели, крашеные обои, посеревшие плитки потолка, лампы дневного света с гнутыми секциями, забытая с прошлого года гирлянда.
— Что, так и сказал, что я маленькая?
Че в раздражении кусала губу.
Пыльные карнизы. Рамы в черных штрихах, словно кто-то специально провел карандашом.
— Да что он вообще понимает! — бросила Вика яростно.
— Зачем они тебе?
— Ты еще указывать будешь!
Столешница процарапана, в ложбинку забилась грязь.
— Черт! — Че повернулась, постучала наманикюренными пальчиками по парте, в ложбинку не попала. — Дай телефон позвонить.
— У Ксю возьми.
Ксю вздернула брови — чтобы у нее что-нибудь кто-нибудь когда-нибудь просил.
— Дай, не жидись!
— Отвали!
Спина у Че сутулая. Блузка в широкую черную полоску. Сзади задралась, сбила рисунок полосок.
— У тебя же его телефон, наверное, записан.
Ева успела забыть о соседке, поэтому вздрогнула. Неужели она про Антона? Какое ей до него дело?
— Чей?
— Петруши.
Лицо у Че небольшое, круглое, короткая стрижка, желтоватые волосы. Глаза серые. Ресницы аккуратно подкрашены: незаметно, что нанесена тушь. Бесцветные брови. Почему-то она их никогда не выделяет. Маленькая родинка у виска.
— Какого Петруши?
— Практиканта. Если ты постоянно с ним встречаешься, то он дал тебе телефон.
— А у Ираклия ты не взяла? Ты же с ним сама постоянно встречаешься.
Она еще договаривала фразу, а Вика уже мчалась на выход с ее сумкой в руках. Это было настолько неожиданно, что Ева просидела несколько лишних секунд, позволив Че выскочить из класса.
— Чего это она? — удивилась Ксю.
— Я ее убью!
Ева рванула со своего места, на повороте снесла первую парту Волкова.