Механизм "Ноль"

В начале их пути Ен честно пытался выведать у Клима хоть что-нибудь из его секретов, но тот напрочь отказался разговаривать и никакие уговоры или угрозы на него не действовали. Он просто молчал и даже избегал отвечать на прямые провокации Луки, долго мучившего его, а заодно и своих спутников непрерывным потоком нудных реплик. В конце концов Лука сдался, оценив выдержку Клима кратким и емким словом «упырь». Что он под этим подразумевал, было непонятно, но Ен предположил, что своим молчанием Клим высосал из Луки все жизненные соки. Это было больше всего похоже на правду- впоследствии Лука молчал еще очень и очень долго.

Хуже всех приходилось Марату, мальчик был на грани нервного и физического истощения. Помимо того, что он являлся ребенком, он еще и взял на себя практически неподъемную ношу в виде ухода и заботы о котенке. Марат не пытался хныкать или ныть, нет, он просто продолжал молча идти и лишь время от времени спрашивал, не проголодался ли еще котенок и комфортно ли ему там внутри. Никто не мог ответить на этот вопрос. Никто не был уверен, что котенок был вообще жив.

К счастью, на помощь ему пришла Анита, пережившая после взрыва серьезное потрясение. С ней пытались связаться, но она отклоняла все попытки соединения и только уныло плелась вслед за всеми. Ен подозревал, что внутри её «Ирбиса» в тот момент разыгрывалась сцена истерики, сопровождаемая криками, плачем и громкими проклятиями для похитивших её мужчин, однако в тоже время он был благодарен девушке, что она избавила всех от необходимости успокаивать её. Единственными слушательницами её слов в том момент была только она сама и хранительница брони. Последней же было всё равно.

Когда Анита успокоилась, она включила динамики и почти сразу благодаря своей женской интуиции определила истинное состояние Марата. Несколько слов, заверения в безопасности котенка и пара кратких историй из жизни её домашних животных вернули в голос мальчика бодрость и свежесть, а после этого он и девушка нашли друг друга с цепочке почти одинаковых, различавшихся только вмятинами на корпусе «Ирбисов», зашагали рядом с друг другом и перешли на радиосвязь. Они так и шли рядом с друг другом уже целые сутки, и только возбужденные взмахи рук указывали на оживленную беседу, происходившую между ними.

— Как думаете, — прервал молчание Генрих, — нам еще долго переться?

Ен взглянул в маленькое окошко с картой, быстро прикинул оставшееся расстояние и ответил:

— Часов десять, если будем поддерживать такой темп

— Угу, хорошо. А то у меня запас воды уже заканчивается.

— Так прикажи перегнать мочу, — предложил непосредственный Лука.

— Я бы предложил. Если бы фильтр работал.

— Я бы мог починить, — печальным голосом сказал Тэм, — но мне нужно спокойное место и инструменты.

Эта фраза ни о чем напомнила Ену, что у него имелась к террористу пара вопросов, и он не преминул воспользоваться предоставленной шансом задать их.

— Слушайте, Тэм, — начал он, — а что там случилось между вами и премьером. Эмиль упоминал про четыре покушения на его жизнь, но всем известно только об одном.

— А никто и не должен был знать о трёх других. О первом-то сообщалось лишь затем, чтобы объявить нашу организацию антинародной и отвратить от нас потенциальных союзников, — ответил Тэм. — У нас ведь всегда всё отлично. Все поддерживают премьера, и все его любят. Войну мы уверенно выигрываем и вскоре она закончится. А те, кто думают иначе и выступают против неё, либо отправляются в каторгу на рудники, либо просто исчезают.

— Серьёзно? — не поверил ему Ен. — Я ничего не слышал о таком.

— Неудивительно, что вы, молодой человек, ничего об этом не слышали. Когда вы последний раз были в городе?

— Года два назад, — неуверенно ответил Ен. — Когда меня посылали в академию.

Тэм рассмеялся и произнес:

— Это же разве город? Вас же из неё никуда не выпускают. — Кашлянув, он извинился и сказал: — Вернемся к премьеру. Вам его поведение ничего не напоминает? Из древней земной истории?

— Это вы о чем?

— Есть такое слово "диктатор", — пояснил Тэм, — и наш многоуважаемый премьер подходит для него по всем статьям.

Ен вспомнил свои уроки истории, которые прервались в четырнадцать лет из-за гибели его последнего родственника — деда — и определения его в приют, и вынужден был признаться в собственной безграмотности:

— Я, конечно, слышал такое слово и примерно представляю, что оно значит, но нашего премьера, вроде, избирают. Он ведь не наследует свою должность.

Все слышавшие это громко засмеялись, чем вынудили Ена густо покраснеть и покрыться испариной.

— Двоечник, — заявил Тэм. — Чем же вы в школе занимались?

— Я туда редко ходил, — признался Ен. — Мне с двенадцати пришлось подрабатывать, — на долю секунды Ен замялся, — после того, как мой дед заболел.

Смешки мгновенно прекратились, и на Ена посыпались слова извинений.

— Извините, не знал, — пробормотал Тэм.

С десяток метров все шли молча, а потом Ен осторожно вернул всех к теме разговора:

— Так что там с премьером.