Механизм Времени

Зато ветры, случается, дуют вспять. И время послушно катится назад, давая будущему отсрочку, воскрешая канувший в Лету час. Трудно ли ветру ринуться против солнца? – с запада на восток, с запада на восток, туда, где над океанскими волнами-громадами рождается новый день?

Неделя, месяц, год – против шерсти времен.

Маленькая Дания осталась за горизонтом. Впереди ждала бескрайняя земля восхода. Голубой лед вершин. Речной бурый ил. Горькая пыль степей. Сочная зелень равнин.

Люди тоже знали путь на Восток.

Акт II Собака в вазе

Магнит влечет к себе железо, и нет для него преграды. Если предметам и вещам свойственно влечение, что же говорить о человеке? Его постоянно обуревают чувства и страсти...

«Цветы сливы в золотой вазе»

Только имеющие необходимые знания врачи, которым доверено охранение здоровья народа, в состоянии судить мое открытие. Только они имеют право применять мои лечебные методы на практике. И этот труд поможет им понять истинное значение животного магнетизма.

Франц Антон Месмер

Сцена первая Северная столица

1

Ранняя весна – не лучшее время в Пекине.

Ветры, дующие из Сибири, зимой промораживали город насквозь. Да и сейчас они не желали сдаваться. Днями на Северную столицу рухнула песчаная буря, причинив большой ущерб. Сухой и холодный, воздух кусался, зажигал на щеках лихорадочный румянец. Люди шмыгали носами, кутались в накидки и торопились домой, где их ждал горячий чай.

Но дюжина молодцов, голых по пояс, собравшись во дворе жилища Вэй Бо, наставника императорских телохранителей, бросала вызов погоде. Размахивая саблями, орудуя длинными копьями, молодцы горланили так, что устрашился бы и демон. От могучих тел валил пар. Волосы стояли дыбом. Клинки сверкали, будто покрытые инеем. На шеях вздувались жилы, пот лился ручьем.

Каждый старался показать, что он – орел в стае ворон.

С веранды за бойцами наблюдал хозяин дома. Невозмутим, как статуя Будды, господин Вэй изредка указывал веером – и старший сын мастера спешил к ученику, вызвавшему раздражение отца. Дважды господин Вэй лично спускался во двор, исправляя ошибки. Кулак черного тигра, локоть сливы мэйхуа, нога, пронзающая небо... Буйные молодцы затихали, опускали оружие и с почтением наблюдали за действиями учителя.

Ворота были распахнуты настежь. Случайный прохожий, или посетитель харчевни, расположенной на другой стороне улицы, мог невозбранно любоваться поединками. Те, у кого чуткие уши, могли даже слышать указания мастера. Раньше это удивляло пекинцев. Зеваки, гомоня, толпились у дома. Но со временем все привыкли. Любопытные заскучали, шпионы утомились. Желающие изучить ушу на дармовщинку разочаровались.

В отличие от большинства коллег Вэй Бо не делал секрета из своих занятий.

«Мое золото нельзя украсть! – смеялся он, когда ему напоминали о бдительности. – Мое серебро жжет руки вора! Желаете глазеть? Милости просим! Вот и я погляжу, много ли вы унесете, если не проведете вблизи недостойного обманщика десять лет без перерыва...»

Сейчас улица пустовала. Лишь в харчевне сидели трое клиентов. Локтем сливы мэйхуа они не интересовались, отдав предпочтение сливовому вину, подогретому в чайнике. Судя по лицам, студеная погода мало смущала лаоваев – «больших варваров», как в Поднебесной звали европейцев.

Родись ты в Осташковском уезде, где реки встают на всю зиму, или, скажем, у зябких скал Лагеланда – узнаешь с колыбели, что на каждый чих не наздравствуешься.

– Не понимаю я вас, гере Эрстед, – вздохнул отец Аввакум. Маленький, подвижный, в тулупчике поверх рясы, он напоминал юркого зверька. – Юрист, ученый, с университетским образованием... А ходите к местным знахарям. Добро бы лечиться – учиться!

– Что вас смущает, патер?

– Ну чему, чему они вас могут научить? Стоять столбом? Шевелить ушами? Орел, понимаешь, взлетает на пик Хун-Пэй! Тьфу! Калиостровщина, прости Господи...

Еще до пострижения в монахи, студент Тверской семинарии, он был сердечно потрясен историей блудного графа – шарлатана или чернокнижника, Бог ему судья. Епископ Иннокентий, умница и безобразник, сосланный в Тверь за пьянство, в молодости имел сомнительное удовольствие лично знать Калиостро. И в те поры, когда граф процветал в Петербурге, изгоняя бесов из юрода Желугина и воскрешая младенца Строгановых – и во второй приезд, когда, назвавшись Фениксом, хитрец сводничал Потемкина с собственной женой.