Механизм желаний Федора Достоевского (главы из романа)

Конечно, чтобы извлечь механизм желаний Достоевского из артикулов захоронения, погребов и склепов, сконструированных им с позиции частного лица и сочинителя, к ним нужно приглядеться, причем, приглядеться со всем пристрастием читателя, ведущего учет собственным занозам и шрамам, сохранившим следы на блестящей поверхности, к которой еще сохранилась авторская чувствительность. Что касается бремени "приглядывания", оно, как мне это видится, по-прежнему лежит на том, кто уже погрузил перо в состав, оставляющий на бумаге неизгладимые следы. По-прежнему, но, по-видимому, не по-пустому. И в этом самом месте на меня непременно должно было опрокинуться чье-то ведро. - Неужели Достоевскому придется расплачиваться за мысли своих персонажей, а, сочинив своего Хлестакова, расписывться во вранье вслед за ними? - Почему же вслед? пожимаю я плечами. - А не возжелали ли вы вступить на стезю, с которой не без пинка и огрызаясь, сползла великая советская власть, сначала, разумеется, саданув в оба полушария и Синявского, и Даниеля, но потом оправившись и от этого? С ответами на этот вопрос данный автор завещал повременить. Эффекта ради.

1. Gilles Deleuze Claire Parnet. Dialogues. N.Y., 1987, s. 1-2.

2. Словарь современного русского литературного языка. М.-Л., 1955, т. 4, с. 51.

3. Gilles Deleuze Claire Parnet. Dialogues. N.Y., 1987, s., с. 95.

4. Там же, с. 96.

Глава I. Маленькая поправка к речи.

Dem Segel gleich, zitternd vor dem UngestГjm des Geistes, geht meine Weisheit Гjber das Meer- meine wilde Weisheit!

Aber ihr Diener des Volkes, ihr berГjhmten Weisen - wie kГnntet ihr mit mir gehn!

Friedrich Nietzsche

Вы не орлы, а потому никогда не испытыв Dem Segel gleich, zitternd vor dem UngestГjm des Geistes, geht meine Weisheit Гjber das Meer- meine wilde Weisheit!

Aber ihr Diener des Volkes, ihr berГjhmten Weisen - wie kГnntet ihr mit mir gehn!

Friedrich Nietzsche

Вы не орлы, а потому никогда не испытывали счастья, заключенного в ужасах духа. И тот, кто не умеет летать, не должен вить себе гнездо над пропастью.

Вы - любители тепленького, не знаете, что глубокое знание находится в холодных водах. Самые глубокие колодцы духа холодны, как лед, и действуют освежающе на горячие руки людей дела.

Вы стоите передо мной, благородные и несгибаемые, с прямыми спинами, вы, знаменитые мудрецы: вы не подвластны ни сильному ветру, ни желаниям.

Вам когда-нибудь приходилось видеть парус, движущийся по морю, закругленный и тугой, и дрожащий под мощью ветра?

Как парус, дрожащий под мощью духа, моя мудрость движется по морской поверхности, моя дикая мудрость.

Но вы, слуги народа, вы, знаменитые мудрецы, разве вам по пути со мной?

Фридрих Ницше

1. "Отречение? Как Петр отрекся?"

Не успели наши предки проскользнуть в новое столетие, как с легкой руки Л.П. Гроссмана отыскалась никем особо не акцентированная связь Ф.М. Достоевского с Бальзаком. В архивах Публичной библиотеки Петрограда нашелся черновик знаменитой Пушкинской Речи, из которой рукою Достоевского был вымаран один абзац:

"У Бальзака в одном романе, один молодой человек, в тоске перед нравственнй задачей, которую не в силах еще разрешить, обращается с вопросом к своему товарищу, студенту, и спрашивает его: послушай, представь себе, у тебя ни гроша, и вдруг, где-то там, в Китае, есть дряхлый больной мандарин, и тебе стоит только здесь, в Париже, не сходя с места, сказать про себя: умри, мандари, и он умрет, но из-за смерти мандарина, тебе какой-нибудь волшебник принесет сейчас миллион и никто этого не узнает, и главное он ведь, где-то в Китае, он мандарин все равно, что на луне или на Сириусе - ну что, захотел бы ты сказать, умри, мандарин, чтоб сейчас же получить этот миллион?"(1).

"И можете ли вы допустить хоть на минуту идею, - говорил автор Пушкинской речи своей аудитории, - что люди... согласились бы сами принять от вас такое счастье, если в фундаменте его заложено страдание, положим, хоть и ничтожного существа, но безжалостно и несправедливо замученного и, приняв это счастье, остаться навеки счастливыми'" (2)?