Напористость, с какой уполномоченный Ставки ВГК решал вопросы обеспечения Волховского фронта для предстоящего наступления, была, как считали Мерецков и член Военного совета Запорожец, в интересах дела. Они даже обратились 5 января 1942 года к Сталину с просьбой продлить командировку Льву Захаровичу. Согласие было получено. Но 13 января из Москвы поступила новая команда: срочно возвращаться.
Передавший приказ заместитель Мехлиса Кузнецов ссылался на звонок Маленкова, который разрешил средства передвижения до Москвы выбирать самостоятельно. «Но такие средства, при которых был бы невредим. Это было сказано из кабинета хозяина и безусловно его подсказ, — подчеркивал Кузнецов. — Ясно ли это вам?» Еще бы Мехлису не было ясно, что за его возвращением следит сам Сталин. Это наполняло ощущением редкой значимости. Отправившись поездом и наткнувшись на затор, Лев Захарович сразу же дал о себе знать: отбил «молнию» с упреками начальнику ВОСО Наркомата обороны генералу И. В. Ковалеву, арестовал начальника станции Бологое.
Его ждал новый участок приложения сил — Крым. Успешно начатое там с десантной операции в районе Керчи и Феодосии наступление советских войск захлебнулось. Повернуть ситуацию к лучшему Ставка доверила Мехлису. Вряд ли стоит сомневаться, что это решение стало следствием высокой оценки Верховным главнокомандующим его деятельности на тех фронтах, куда он направлялся в качестве уполномоченного Ставки ВГК.
Между тем такая деятельность была противоречивой. Если успешное решение конкретных задач по восстановлению состава и боеспособности существовавших частей и соединений и формированию новых, по мобилизации людских и материальных ресурсов заслуженно получило положительный резонанс, то импульсивные оценки Мехлисом ряда лиц командно-начальствующего состава Западного, Северо-Западного и других фронтов, проявленные им явный произвол и беззаконие заслуживают сурового осуждения.
Глава 7. Крымский фронт: с мандатом представителя Ставки ВГК
«Мы закатим немцам большую музыку»
На Мехлиса, продолжавшего оставаться заместителем наркома обороны и начальником Главного политического управления, была возложена задача «оказать помощь Кавказскому фронту в районе Крыма» в качестве уже не просто уполномоченного, а полноправного представителя Ставки Верховного главнокомандования.
Надо иметь в виду, что к началу 1942 года институт представительства Ставки ВГК только складывался, живой практикой — очень сложной, противоречивой — определялись степень ответственности ее представителей за дела на соответствующем фронте, выявлялся круг их конкретных обязанностей, вырабатывался механизм принятия и согласования решений с Москвой и т. п.
«При чрезвычайных обстоятельствах на том или ином фронте, при подготовке ответственных операций Ставка посылала на фронт своих представителей… — вспоминал Маршал Советского Союза А. М. Василевский. — Это была ответственная работа. Оценить на месте возможности войск, поработать совместно с военными советами фронтов, помочь им лучше подготовить войска к проведению операций, наладить взаимодействие фронтов, оказать помощь в обеспечении войск поставками всего необходимого, быть действенным, связующим звеном с Верховным Главнокомандующим — таков лишь короткий перечень всяких забот, лежавших на представителе Ставки.
Верховный главнокомандующий очень требовательно относился к нашей работе. К исходу суток по телеграфу представитель Ставки обязан был доложить обстановку на фронте, сказать, что сделано за минувшие сутки».[138]
Еще не взошла в этом качестве звезда Жукова, Василевского, Воронова, Говорова, позднее во всем блеске проявивших способности к стратегическому управлению войсками и координации их действий в масштабе нескольких фронтов. С другой стороны, опыт первого полугодия войны показал: старые военные кадры в условиях современной войны уже давно не та палочка-выручалочка, с которой в предшествующие два десятилетия ассоциировались имена Буденного или Ворошилова.