Мекленбургский дьявол

— Что ж тут не понять, разве только дозволь спросить, нешто ты, желаешь весь Крым завоевать и под свою царскую руку взять?

— Нет, конечно. Я еще из ума не выжил. На это у нас сил нет, но вот для того, чтобы ограбить его до последней нитки, чтобы татары еще десять лет ерзали, если наши имена услышат, это сделать не только можно, но и должно! А потому, как говорили древние, поспешать надо медленно!

— Эва как, — хитро усмехнувшись протянул Каторжный. — Раз так, то мы царской воле не поперечники!

— Истинно так, — поддакнул Кривопалов. — А если что брякнули не подумав, так это от темноты. Не серчай, батюшка!

Видимо начавший что-то соображать Мартемьянов ничего говорить не стал, ограничившись поклоном, после чего казаки ушли.

— Если бы вы приказали, — мрачно заметил Михальский, — я снес бы ему голову!

— Чтобы начать свару с остальными? — покачал я головой. — Нет, сейчас не время!

— Это точно, — вздохнул Панин, — но все же спускать не след!

— Я и не спущу. Только пусть сначала наш флот сюда придет. Тогда нас будет больше.

— Как и казаков!

— Они между собой собачатся, не хуже наших бояр. Надо Мишку Татаринова из Керчи вызвать, они с Исаем друг друга терпеть не могут. Но об этом после. Давайте теперь о делах более насущных переговорим. Первое, надобно из Кафы все добро вывезти. От кож, которые здешние мастера мнут, до пороха из арсенала. Его тут, как оказалось, вдоволь.

— Где же столько кораблей и людей найти?

— Вот отсюда следует второе. Надобно все крымское побережье прошерстить и все корабли, какие есть, сюда привезти. Поручим это казакам. Они так и при деле и при добыче будут. А чтобы старались, за каждую посудину буду им наградные платить.

— Эдак серебра не наберешься, — сварливо заметил дьяк.

— Найдем. Тут, как оказалось, даже свой монетный двор есть. Должны быть запасы.

— Я слыхал, монеты у них никудышные и серебро порченное.

— Ничто, донцам в самый раз!

Глава 7

Что знает среднестатистический человек о гареме? В воображении сразу же возникают прекрасные девы в воздушных одеждах, все существование которых подчинено единственной цели подарить неземное блаженство мужу и повелителю, а их караулит целая рать грозных евнухов, чтобы они ненароком не порадовали кого другого.

Ну не знаю, может у сильных мира сего, вроде самого хана или османского султана дело обстоит именно так, но гарем правителя Кафы, прямо скажем, не поражал. Старшая жена — довольно упитанная баба, непонятного возраста таращилась на меня из под платка маленькими злыми глазками и, судя по всему, искренне опасалась, что я накинусь на нее и немедленно обесчещу.

Три чуть менее упитанные фемины, бывшие не то служанками, не то младшими женами, жались за ее спиной и старались не отсвечивать. Четвертая и хуже всех одетая старуха держалась чуть в стороне. Ей богу, если у меня и были какие-то фривольные мысли, то после знакомства с личным составом гарема они мгновенно улетучились.

— Гм, сударыни, — прокашлявшись, начал я свою речь, — вашей безопасности ничего не угрожает!

Присутствующий при разговоре в качестве толмача подьячий Фрол Ляпишев попытался донести мою мысль до испуганных женщин, но, судя по ставшим еще более испуганным глазам, не преуспел.

— И если вы не будете причинять нам хлопоты, то с вами ничего не случится, — продолжил я, вызвав у всех кроме плохо одетой старухи новый приступ ужаса.

Ничего не понимая, я продолжал свою речь, пока эта бабка не вышла вперед и не огрела переводчика полотенцем.

— Ты чего людей пугаешь, ирод? — прошипела она офигевшему подьячему на чистом русском языке. — Зачем голову срубить обещаешь, когда тебе ничего такого не сказано! Коли тебя дурака поставили толмачить, так ты и переводи, как велено!

Мои телохранители, заметив ее движение, выступили вперед, но сообразив, что лично мне ничего не угрожает, успокоились и тоже принялись с интересом наблюдать за расправой.

— Тише-тише, бабушка, — с усмешкой поспешил я унять ее. — Еще прибьешь моего слугу, чего доброго, а у меня их и так не в избытке.

— Так не бери на службу дураков, никто их и бить не станет! — отрезала та.

— Ты как с царем разговариваешь, старая карга! — прикрикнул на нее подьячий. — Или на дыбу захотела?

— Прости, государь, если по недомыслию что не так сказала, — пошла на попятный старуха, с неприязнью поглядывая на Ляпишева. — Коли повелишь казнить — твоя воля. Только хозяек моих не обижай.

— Не бойся, я с бабами не воюю, — постарался успокоить я женщину, после чего спросил, — коли по-нашему бранишься, стало +быть, русская? Али потуречилась?

— Чего уж там, обасурманилась я. В детстве угнали меня татары, так всю жизнь среди них прожила. Кормилицей была. А нынче вот…

— Бог простит. Как звать-то тебя?

— Аксою. Это по-ихнему значит вроде как Белая.

— А по-русски?

— В прежние времена Фаиной звали.

— Понятно. Вот что, бабушка Фая, будь добра, скажи мне, может твоя госпожа на супруга повлиять, а то брызжет старик слюной, ругается по-черному. Никакого сладу с ним нет. Разве что плетьми его поучить…

— Нет, государь. Я его много лет знаю, упрямый как ишак. С таким не договоришься.