Мекленбургский дьявол (СИ)

— Отлично. Значит, переводи им. Пусть все мусульмане сложат оружие и заплатят выкуп за себя и свое имущество. А до той поры, как соберут деньги, пусть каждая семья даст мне аманата, сиречь, заложника. Лучше сына, но кому бог не дал, сойдет и дочь. И сразу же предупреди, кто попробует выдать за своего ребенка слугу или еще кого, пусть сам всю свою семью перережет ибо я не помилую! А тому, кто об этом прознает и донесет, отдам половину имущества казненного.

— Хитро, — уважительно заметил Рожков и начал переводить.

Пока он говорил, лица отцов города постепенно начали разглаживаться. В принципе, ничего необычного в моем требовании нет. Почти все завоеватели поступают именно так. Почти, потому что казаки, случись им захватить город, просто режут всех без разбора и тащат на струги, что под руку попадет. А тут все же какая-то система. Порядок!

— Позволено ли ничтожным рабам великого царя спросить, велик ли будет выкуп? — почтительно осведомился Селим.

— Думаю, миллион дукатов или сто миллионов акче будет справедливой ценой, — после недолгого раздумья заявил я, и тут же, будто спохватившись, добавил, — Это не считая прочих товаров, которые будут реквизированы.

— Государь, в Кафе много пороховых заводов, а селитру делают в Карасубазаре и везут сюда. — Напомнил неугомонный Рожков.

— Да, все запасы пороха, оружие и пушки, конечно, наша добыча! Знаю, что вы изрядно промышляете работорговлей. Так вот. Всех рабов в городе освободить и за ваш счет одеть, обуть, помыть, накормить и снабдить сотней акче на дорогу. Так что в ваших же интересах, чтобы их нашлось поменьше, иначе вовсе разоритесь…

— Помилуй, величайший, — разинули от удивления рты хозяева города и тут же загомонили все разом. — Даже если ты заберешь все наше имущество, а жен и детей продашь в рабство нам не собрать такую гору золота!

То есть, говорили они, конечно же, по-турецки, но смысл был понятен и без перевода.

В этот момент мне почему-то вспомнились мои бояре с дворянами, постоянно жалующиеся на скудость и невозможность нести службу. Ей богу, замени чалмы на высокие горлатки и колпаки с собольей опушкой, а расшитые золотом халаты на шубы, картинка получится один в один!

— И сколько же вы можете мне заплатить? — поинтересовался я с невинным видом.

— Э… — начали шептаться между собой толстосумы и после недолгих препирательств выдвинули свое предложение. — Из уважения к столь великому воителю, мы могли бы предложить ему два миллиона акче!

— Вы за кого меня принимаете?! — картинно удивился я. — Вы порождения ехидны от кровосмесительной связи с дикобразом! Посмотрите на свой город, полный богатств и невообразимых чудес. Да мне совестно было бы просить более скромную сумму. К тому же, я меньше никогда и не брал.

— Будь милосерден к нам, воитель достойный сравнения с Искендером Двурогим!

— А вы были хоть немного милосердны к попавшим вам в плен христианам?

— Помилуйте, повелитель, — снова подал голос Селим-ага. — Вы верно гневаетесь на нас за работорговлю, но видит Аллах, всемогущий и всемилостивейший, во всей Османской империи нет более отъявленных работорговцев, нежели здешние христиане, будь то армяне или греки!

— Что ты такое говоришь? — заинтересовался я.

— Чистую правду, да поразит меня гнев всевышнего, если я лгу!

— Вы, господа, не так меня поняли. Разумеется, контрибуция касается всех жителей вашего прекрасного города. И очень рекомендую, не задерживать ее, если, конечно, желаете, чтобы он и дальше оставался таким же прекрасным, а вы сами сохранить жизнь и свободу! А то ведь и в самом деле можно вас всех гуртом можно в рабство запродать. Деньги мне предоставите завтра же. И без торга! За то обещаю, что большую часть товаров ваших не трону, людей в ясырь не заберу и город не сровняю с землей. А если не выполните, пеняйте на себя, на вас — людоловов у меня давно нож вострый заточен за многие обиды и беды, причиненные вами моему народу!

Пока мы вели такие беседы, к нам подоспел Гершов со своими мекленбуржцами, идущими словно на параде стройными рядами под барабанный бой и с развернутыми знаменами, едва не чеканя шаг. Грозно блестели на утреннем солнышке штыки и длинные дула мушкетов «моих немцев». Одетые в одинаковые кафтаны, сапоги и шапки, смотрелись они очень браво.

— Кароль, ты как всегда вовремя. Занимай цитадель, разоружи янычар и всех прочих, да сгони в казематы. Потом решим, что с ними делать будем. Поставь караулы у арсенала, порохового склада и дворца с казной вот этого гражданина.

— Ваше величество, теперь я могу вас поздравить с взятием Кафы? — Улыбаясь до ушей, мягко заметил Лелик.

— Можешь, — и мы расхохотались глядя друг на друга, и просто радуясь солнцу, новому дню и жизни.

Федор увидев, что его воины заняли широкий участок стены, вспомнил о своих задачах командира и принялся раздавать приказы, вместо того, чтобы махать шпагой. Васька — его денщик и вестовой в одном лице подбежал и с коротким поклоном передал брошенный в горячке боя пистоль.