Мекленбургский дьявол (СИ)

— Вот вы как заговорили, шакалы, — криво усмехнулся Шахин, и, сделав вид будто отворачивается, резко выдернув из ножен саблю, полоснул клинком главу секбанов по горлу.

Удар был столь быстр и точен, что голова несчастного аги не удержалась на плечах и покатилась по земле, орошая ее кровью, а следом за ней опустилось и тело.

— Ни чего себе! — изумился я, — а царевич-то оказывается резкий как понос!

— Не то слово, государь, — вздохнул Рожков, которому подобные зрелища, судя по всему, были не в диковинку.

— Смотрите и запоминайте! — продолжал Шахин, — всякому, кто предаст меня, уготована такая же участь! Искандер-ага не знал что такое честь, верность и преданность, а потому и закончил свои дни как собака!

Потрясенные гибелью своего лидера готские стрельцы угрюмо молчали. В другое время, царевич за такой финт ушами рисковал мгновенно получить ответку, но теперь они были без оружия, да к тому же окружены со всех сторон моими ратниками.

— Великий царь московитов Иван Мекленбургский признал мои права на трон и всячески поддерживает их, — не унимался Шахин. — Уже завтра мы пойдем на Бахчисарай, и всякий кто осмелится противиться нашему оружию, будет стерт с лица земли!

Судя по всему, хвастливая речь татарского царевича не слишком убедила его потенциальных сторонников, но и возражать, глядя на обезглавленного предводителя, никто из них не осмелился.

— Уберите тело Искандера-аги и предайте земле, как подобает человеку его ранга и положения, — решил вмешаться я и встал рядом с самопровозглашенным ханом.

Шахин-Герай дернулся в ответ, как будто был против, но наткнувшись на мой взгляд, осекся.

— Ты саблю-то убери, — посоветовался я ему, после чего продолжил речь перед секбанами. — Вы все слышали мои условия. Теперь думайте, сроку вам до завтра…

— Что тут думать, государь, — с горечью отозвался седоусый плечистый секбан, — позвольте меня прямо сейчас принести присягу?

— Изволь, братец.

— Я Зисис Сидоропулос на сём месте и перед лицом божьим, — начал он, перекрестившись в сторону бледного как смерть митрополита, — целую крест на верность вашему царскому величеству и клянусь верно, и нелицемерно служить царю Ивану и его наследникам до самой моей смерти!

— Ах, ты…, - дернулся, явно не ожидавший такого исхода царевич.

— Тише, Шахин! — цыкнул я на него. — Это теперь мой человек!

Примеру Зисиса последовало более половины присутствующих, а на следующий день их число увеличилось до тысячи человек. Не захотели люди присягать новому хану, уж больно своеобразная у него была репутация. Вот так и появился у меня на службе Таврический стрелецкий полк. Впрочем, Шахин без войска не остался, ведь помимо «готских и греческих джигитов» в плену у меня хватало татар и ногаев. Вот они-то с большой охотой стали под его знамена.

Дело в том, что пока он служил персидскому шаху, он неоднократно сталкивался в бою со своими земляками из Крыма. Но если, знатных беев, как правило, ожидала жестокая казнь, то к рядовым нукерам царевич проявлял совсем не свойственное ему милосердие. И теперь эта тактика принесла свои плоды.

Другим пополнением стали воины из рода Мангыт. В армию Джанибека пришла лишь малая часть их нукеров, да и те при первой же возможности постарались сбежать с поля боя. Но как только прошел слух, что вернулся сын Саадет-Герая, они поспешили присягнуть ему на верность.

Что он им пообещал и как уж они там договаривались я не в курсе, но мы с ним заключили настоящий договор. Случилось это в один из вечеров, когда мы с ним после ужина пили кофе и неспешно беседовали.

— Великий царь, — с нарочитой подобострастностью спросил Шахин, — а правда ли, что вы ни разу не потерпели поражения?

— Почему ты так решил, друг мой? — усмехнулся я.

— Люди говорят, что вам всегда сопутствует удача, — неопределенно отозвался Герай.

— Увы, — грустно усмехнулся я. — Капризная девка по имени Фортуна не раз поворачивалась ко мне спиной. Мне, как и тебе приходилось быть изгнанником, скрываться от врагов, служить сильным мира сего как простому нукеру. Приходилось мне пережить и предательство друзей, и плен, и несчастную любовь.

— Вы, верно, шутите, — засмеялся царевич. — Даже до Персии дошли слухи, о том, что ни одна женщина не может устоять перед Иваном Мекленбургским!

— Да ладно!

— Более того, — с видом заговорщика подвинулся ко мне Шахин, — говорят, что счастливицы, познавшие вашу любовь, познают так же и радость материнства!

— Враки! Далеко не все, — ухмыльнулся я, и мы весело расхохотались.

— И все же в глазах ваших поселилась печаль, — заключил знатный татарин.

— Знаешь, друг мой, есть такая поговорка. «Кто счастлив сражениях — несчастлив в любви!»

— Много бы я отдал, чтобы быть таким «несчастным», — горестно вздохнул Шахин, после чего с надеждой посмотрел на меня. — Ваше величество, научите?