Мекленбургский дьявол

Крымская лава была уже перед самим наскоро сооруженным русским укреплением, когда по ним разрядили свои пищали бойцы первой шеренги. Рой свинцовых пуль немного охладил пыл наступавших, а место отступивших стрелков тут же заняли охотники из второй шеренги и выдвинувшиеся вперед пикинеры в шлемах и кирасах. Ловко орудуя своим оружием из-за поваленных набок телег, они на какой-то краткий миг сумели остановить врага, но тут в дело вмешался один из самых решительных татарских вождей.

После нанесенного ему Михальским оскорбления Юсуф-бек только и ждал возможности отомстить, а потому, увидев заминку перед укреплением московитов, решил, что настал его час. Подскакав почти к самому гуляй-городу, он спешился и, выхватив саблю, с криком «Алла!» кинулся вперед. За ним последовали почти три сотни нукеров из его личной дружины, ухитрившиеся проскользнуть мимо пик и ринувшиеся рубить охотников. Те же, отбросив в сторону ставшие бесполезными пики, взялись за тесаки, и завязалась кровавая сеча.

– Аллах-Аллах, – завывали крымчаки, рубя своих противников.

– Назад, поганые, мать вашу перемать! – огрызался Ванька Кистень, размахивая своим излюбленным оружием. – В очередь, сукины дети, всем хватит!

Чугунная гирька творила сегодня чудеса. Взмах, и железная цепочка обвилась вокруг вражеской сабли. Потянул к себе, и противник остался безоружным. Еще взмах, и тот упал с пробитым черепом.

– Так-то, – вытер пот со лба бывший разбойник, выискивая глазами новую жертву.

Завидев перед собой коренастого крепыша в богатой кольчуге, Ванька с хеканьем ударил его своим оружием, но не тут-то было. Ловкий татарин успел подставить под удар свой клинок и дернул первым, подтянув к себе незадачливого капрала, и тут же ударил его по уху свободной рукой. Не ожидавший такой подлости охотник повалился наземь, и быть ему убитым, если бы не товарищи. Здоровяк по прозвищу Горыня, размахивавший стрелецким бердышом, как будто это было перышко, срубил одного за другим трех нукеров, после чего высоко поднял свое оружие и опустил его на голову врага Кистеня. Впрочем, тот и теперь мог бы увернуться, если бы Ванька в этот момент не ударил татарина каблуком под коленку. Замешкавшемуся крымчаку не хватило какой-то секунды, и луноподобное лезвие развалило его от плеча до паха.

– Ох и силен же ты, братец! – воскликнул капрал, поднимаясь.

– Ага! – улыбнулся щербатым ртом Горыня и двинулся дальше, продолжая размахивать своим бердышом и наводя ужас на врагов.

– Эх, к такой бы силище да толику ума! – успел пробормотать ему вслед Ванька, поднимая свое оружие, и тронулся следом.

Самые жаркие схватки разгорелись рядом с пушками. Сами почти не имевшие артиллерии, татары прекрасно понимали ее значение, а потому, увидев орудия, старались их захватить. У снятых с кораблей матросов и пушкарей на этот счет имелось свое мнение, а плюс к тому тяжелые банники и гандшпуги, которыми они крушили всех, кто нападал на них. К тому же рядом с ними сражались абордажники, вооруженные ружьями и пистолетами, и всем вместе им удавалось отбивать атаки неприятеля.

Кто знает, как бы обернулось дело, но пока часть охотников рубилась, отошедшие назад стрелки смогли перезарядить свои пищали и по команде своего командира, выстроившись в шеренгу, смело шагнули вперед и дали еще один залп почти в упор по врагу. На такой дистанции ни одна пуля не прошла мимо цели, собрав щедрый урожай.

Пока они так «развлекались», всадники Михальского успели привести в порядок свои ряды и перезарядить пистолеты.

– Готовы? – крикнул Корнилий Бобрищеву.

– Давно! – ответил ему воевода, выезжая вперед.

– Тогда с богом!

Повинуясь приказам своих командиров, эскадроны снова пришли в движение. Поскольку большинство пик было поломано еще во время первой атаки, на сей раз они действовали иначе. Медленно переходя с шага на рысь, русские кавалеристы приблизились к татарам практически в упор, после чего все, кто был в первых шеренгах, выхватили карабины или пистолеты и разрядили их во врага. После чего тут же пришпорили своих коней и, выхватив сабли, бросились вперед.

Расстроенные стрельбой татары попытались отбить атаку, но Михальский и его люди шли вперед, будто никому не ведомый в этом времени комбайн по хлебной ниве. Сообразивший, что атака захлебнулась, Юсуф-бек приказал своим воинам возвращаться и, уже принимая повод у коновода, увидел прямо перед собой своего обидчика.

Взвизгнув от ярости как дикий зверь, татарский военачальник вскочил в седло и ринулся на царского телохранителя. Двое ратников попытались преградить ему путь, но одного он срубил саблей, а второго свалил с коня, налетев своим аргамаком на полном ходу. Пули, выпущенные почти в упор, миновали старого вояку, и через несколько секунд он оказался перед Михальским.

– Готовься к смерти, урусская собака! – успел выкрикнуть он, но в этот момент бывший лисовчик с размаху въехал ему по голове наздаком. Узкое жало без труда пробило блестящий, украшенный изречениями из Корана шлем и размозжило татарскому беку голову.