Когда всадники вихрем пронеслись мимо окна, Хуана поднесла цветок к губам, затем бросила и тихо прошептала:
— Господи! Сохрани и верни его! Он уносит мою душу!
Жан на лету схватил цветок, повернулся и воскликнул:
— До свидания, сеньорита! Я им докажу, что достоин вас!
Два дня спустя молодая женщина, еще не пришедшая в себя после отъезда возлюбленного, с сожалением обнаружила исчезновение Быстрого Лося и Солнечного Цветка, под покровом ночи сбежавших из дома. Она успела привязаться к юной индианке, и это бегство сильно огорчило ее.
О Жане как будто забыли. Либо дон Блас что-то подозревал, либо посчитал молодого человека слишком незначительным, чтобы говорить о нем.
Оказавшись в полном одиночестве, молодая женщина замкнулась в себе, с надеждой думая о будущем.
После двухдневного перехода и двух ночей, проведенных под открытым небом, Жан и Джо прибыли в Жаралито.
— Это здесь проживает твоя мать? — Жан у своего друга.
— Да! И, как ты знаешь, я не видел ее шесть лет.
— Жаралито!.. Жаралито! Это название мне ничего не говорит, я никогда не бывал здесь. И все-таки тут есть что-то до боли знакомое.
— Ба! — беззаботно ответил Джо. — Все здешние поселения похожи друг на друга. Те же фруктовые сады, беседки из виноградных лоз. А на полях — кукуруза, перец, тыква и картофель — везде одно и то же!
Перед друзьями предстала широкая улица, обсаженная по бокам манговыми деревьями. В конце возвышалась небольшая церквушка с длинным фасадом и невысокой башенкой, где звенел колокол.
— Я уверен, что знаю эту деревню, — прошептал Жан. — Смотри! Я могу с закрытыми глазами дойти до низенького, кирпичного, как и церковь, домика. Он немного в стороне, на краю площади, окружен оградой. Во дворе имеется колодец. Так ведь?
— Точно! И никто лучше меня не знает этот дом! — остолбеневший Джо. — Ты сейчас его увидишь.
Друзья пустили лошадей в галоп и через пять минут оказались возле строения, только что описанного Жаном. Привлеченная топотом копыт и кудахтаньем встревоженных кур, лаем разбуженных собак, хрюканьем свиней, у ворот появилась красивая мулатка. Она с любопытством посмотрела на двух молодых людей. Джо спрыгнул на землю и бросился ей на шею:
— Мама! Это я! Твой сын… твой маленький Джо!
— Боже мой! Это ты! Дорогой! Неужели я схожу с ума? Как ты красив! Такой большой! Дай, еще, еще раз расцелую тебя!
Взволнованный Жан молча и с завистью взирал на эту трогательную сцену. Он еще острее почувствовал свое одиночество.
Молодой человек спрыгнул на землю, и Джо, взяв его за руку, обратился к своей матери:
— Мама! Это Жан — знаменитый следопыт Хуан де Гиерро! Он спас мне жизнь. Ты его полюбишь, как меня.
Она долго и пристально смотрела на Жана. Затем, подняв руки, побледнела и пронзительно воскликнула:
— Тоньо! Ты Тоньо Вальдес! О! Я узнаю тебя. Сын святой, которая так любила и так мучилась от страданий!
У тебя ее глаза! О! Ее дорогие глаза, такие красивые, нежные! Они пролили столько слез! И у тебя ее губы! Только она никогда не улыбалась… Да! Конечно, ты Тоньо! Вылитый отец, храбрый и доблестный.
В голове молодого человека совершалась медленная мучительная работа. Он узнал дом, который, как ему казалось, никогда прежде не видел, голос, напомнивший давно забытые нежность и любовь. Жан узнал эту женщину, протягивающую ему руки. В памяти всплыло ласковое детское имя кормилицы.
Дрожащим от волнения голосом, заикаясь, ковбой произнес:
— Мамита! Это ты! О! Мамита!
Вне себя от радости, наш герой бросился к ней и, не выдержав, взахлеб зарыдал. Он, наводящий ужас на всех вокруг!
Наконец прерывающимся голосом Жан продолжил:
— А мама, моя другая мама, которую ты так любила?
— Она умерла на моих руках от горя. Через год после того, как тебя выкрали. Но ты не один, Тоньо. Проходи, этот дом принадлежит и тебе. Мы поговорим о ней, вспомним и твоего отца. Сядь сюда, между твоей мамитой и твоим братом.
ГЛАВА 9
— Какой же у тебя печальный вид, Тоньо! — Кормилице нравилось называть ковбоя детским именем.
— Да, мамита, мне очень плохо, — ответил Железный Жан.
— У тебя действительно кислая физиономия. Хотя ты всегда был душой компании и мог развеселить любого, — вмешался Джо.
Жан подробно рассказал о своих бедах, перемежающихся со злоключениями Джо, вплоть до того момента, когда вместе с молочным братом покинул «Прибежище беглеца». Затем, после некоторой паузы, сделав усилие, он продолжил:
— Я не рассказал про самое последнее… ужасное слово… оскорбление, нанесенное доном Бласом памяти моего отца. И я не мог ответить, потому что имел дело с родителем той, которую безумно люблю.