Мексиканские рассказы для писателей

- Но ничего не меняется, кроме антуража, кроме декораций, которые суть твои романы! - воскликнула Мануэла. - Ничего не меняется, все остается по-прежнему. Мы, как и раньше, живем с тобой в маленькой комнатке. И десять лет уже эту нашу комнату засыпают сверху огрызки сгнившей молодости, останки вчерашних, полных надежд дней. Их счастливый прах везде - на книжных стеллажах и полках, им набиты коробки, он разбросан по полу и по подоконнику. Разве ты не видишь, скоро он засыплет нас с головой! И мы с тобой задохнемся, как в прямом, так и в метафизическом смысле. Ведь в нашем персиковом саду любви уже осень, разве ты этого не видишь, Хусто?

- Это всего лишь навязчивая идея, Мануэла. Твоя навязчивая идея. Ведь ты всегда боялась задохнуться, - вспомни, Мануэла. Ну же, ну же, Мануэла, иди ко мне в объятия. Иди скорее. А я, наоборот, боялся воздуха. Боялся, что я окажусь пустым, как полая тыква. И не утону, а так и буду болтаться на воде, как тот Пиноккио. Или, может быть, даже взлечу, как воздушный шарик, похожий на тыкву. Мне нужно углубляться, Мануэла. Мне нужно погружаться.

- Но хоть бы ты углублялся с пользой. Написал бы до конца хоть один роман. Тогда, возможно, и бесполезных бумажек стало бы меньше. Что тебе мешает, Хусто, дописать роман об Эрнандо и этой шлюхе, как ее, Эммануэль? Дописать роман и заработать немного денег?

- Но, Мануэла, зачем говорить о пустом дважды? Мы ведь уже выясняли с тобой, Мануэла, что роман об Эрнандо и Эммануэль получается слишком легковесным. В нем нет трагедии, нет трагической развязки. Так что я отложил его в сторону. Но когда-нибудь я обязательно вернусь к нему.

- Но когда?

- Когда, не знаю. Но я бы очень хотел быть с тобой рядом в эту минуту, Мануэла. Как я бы хотел сейчас пойти с тобой, Мануэла, вместе на поиски Эрнандо. Давай, Мануэла, будем искать Эрнандо в виноградных зарослях рука об руку. Ведь если ты не пойдешь со мной, я пойду один. Тогда, может быть, тебя задушит своей развратной пошлостью Эммануэль. А я заблужусь и умру среди этих пузырьков-виноградинок. И, представляешь, нас с тобой раскопают в совершенно разных местах. Меня рядом с Эрнандо в этих его легковесных словесах о любви. А тебя рядом с этой стервой Эммануэль. Ты разве этого хочешь, Мануэла?

- Нет.

- Вот видишь, - облегченно вздохнул Хусто, притягивая, прижимая к себе Мануэлу.

- И что ты предлагаешь? - спросила Мануэла, садясь к Хусто на колени.

- Постепенно, - сказал Хусто, - постепенно мы сами окажемся под кипой моих творений. Под пылью всех этих бумаг и блокнотов. Мы умрем в один день и один час, рядом друг с другом. А когда археологи будут нас откапывать, снимая слой за слоем: сначала первый, современный, об Эрнандо и Эммануэль, затем средневековый с его замками и рыцарскими турнирами, об Эрнесто и Энрикете, затем античный с его колоннами, а потом и дикий первобытный с его дубинами - этот роман у меня еще в зачаточной стадии здесь, в голове, Мануэла! - ткнул себя пальцем в лоб Хусто. - Ну, так вот, когда археологи найдут нас с нашими слониками, и жирафиками, и кактусами, они очень удивятся. Это будет настоящей научной сенсацией - как слой более поздний мог оказаться под более ранним. Как ты думаешь, кактусы и компьютер окаменеют? Мне бы очень хотелось, чтобы мои кактусы остались хотя бы в каменном виде, как и тебе, наверное, хотелось бы, чтобы компьютер закристаллизовался в сталактит и больше никогда не изрыгал из себя этого страшного львиного рыка.

- Нет, - резко вырвалась из рук Хусто Мануэла. - Я этого не вынесу. Я не вынесу такого пресса. Я вся выжата. Я вся задавлена. Ты погружайся один, если хочешь, - Мануэла спешно надевала туфли. - А с меня хватит. Меня, Хусто, с собой, пожалуйста, не тащи в эту зловонную яму.

С этими громкими словами Мануэла ушла от Хусто, хотя прежде, чем аккуратно закрыть на ключ дверь, успела крикнуть ему: "Валенсийская паэлья на столе". О чем впоследствии не без ироничной гордости рассказывала подружкам.

Впрочем, о Хусто она старалась вспоминать как можно реже, боясь невзначай пожалеть его. Но однажды, перебирая свое белье, Мануэла среди мягких ворсистых полотенец, в которые они с Хусто так любили закутываться после ванны, нашла лист грубой, словно берестяная грамота, бумаги с застывшими навеки каракулями Хусто. Тот самый лист, где Эрнандо первый раз...