Мексиканский для начинающих

Матросы сошли на остров. Они были очень горячо раздосадованы, что упустили французов. И жалели генерала Санта Анну. Когда матросы узнали, чем тут занимаются индейцы, гнев их нашел выход. Они перебили индейцев, разрушили пирамиды, на месте которых сложили храм Архангела Мигеля, где служил долго падре Себастьян. А кобыл вернули потомкам прапрадеда дона Гало, велев немедленно запрячь для вспашки маисовых полей.

Все же кое-кому из индейцев удалось спастись и переправиться на Юкатан. Они-то и начали смуту среди соплеменников, так я сейчас думаю. Лучше сказать, сообщили, как белые люди обошлись с их богами и пирамидами. Так в середине девятнадцатого века в селении Тепичла началось восстание индейцев майя, которое обернулось пятидесятипятилетней войной.

Я как раз родился, когда война закончилась позорным отделением от Мехико в пользу Белиса трех тысяч квадратных километров земли. Все наши очень переживали за эти километры.

Теперь я думаю, что в истории каждая мелочь, вроде трех кобыл Эрнана Кортеса, может привести к утрате суверенитета. Или независимости. И ведь невозможно предположить, что за что уцепится и куда потянет.

Каждый на острове Чаак принял близко к сердцу жизнь и смерть трех древних кобыл. Может быть, они помнили Христофора Колумба. А Эрнан Кортес кормил их овсом из своих рук.

Ветеринар-криминалист написал статью, где объяснял долголетие кобыл сменой часовых поясов, климата, пищи и частичным обожествлением. Возможно, предположил он, индейцы давали им плоды гуайявы, вымоченные в живой воде.

Наш губернатор Хоакин издал большую книгу с картинками. Дон Хоакин в стихах рассказывает о трех кобылах, проживших долгую насыщенную жизнь и умерших от полной дряхлости. Надо признаться, что дон Гало до последних дней пахал на них землю. Даже имена не дал. Просто – первая кобыла, вторая и так далее. Сейчас я думаю, дон Гало устыдился, поскольку все наши осуждали его – за нечуткость и равнодушие.

Когда решили воздвигнуть памятник трем кобылам, он пожертвовал миллион песо. Бронзовых кобыл поставили на пятой авениде, в центре города. Говорят, что именно здесь были когда-то три индейские пирамиды. Хотя, с другой стороны, есть указания, что на месте пирамид стоит храм Архангела Мигеля – не знаю, во что верить.

На одной кобыле сидит сам Эрнан Кортес в доспехах, на другой – наш губернатор дон Хоакин. На третьей, которая поменьше, но преобразована в жеребца, – дон Гало, в сомбреро и с початком кукурузы. С этим, я думаю, можно согласиться. Все же кобылы были его собственностью и миллион песо.

От памятника кобылам открывается прекрасный вид на пирс, где два орла и наша бандера, как парус над островом. Это очень приятно глядеть на флаг отечества! Но когда задувает зюйд-ост, я волнуюсь, как бы наш остров Чаак не уплыл в чужие воды. Он очень легок, наш остров. Как перышко птицы Чаак. Жила здесь такая птица, так я сейчас думаю, – красный клюв, белая грудь, зеленые крылья. Давний ураган Георгина вымел ее с острова.

Вот и наш остров, опасаюсь, может уплыть куда-нибудь на север. У нас нет гор, только сельва и домишки. Да громадный трехцветный парус.

Лучше сказать, наша патрия уже потеряла Техас, Калифорнию, Нью-Мехико и земли на юге до Коста-Рики. Это каждому обидно, если вспомнить и задуматься.

Когда на острове Чаак ставят бронзовые памятники, я радуюсь, потому что они куда тяжелее гипсовых и деревянных. Мне кажется, они, как якоря, удержат наш остров там, где положено.

Дон Томас Фернандо Диас, попив кофе, засыпал за столиком в прибрежной кондитерской. Там было удобно – мягкий диван и вентилятор над головой. Хозяин накрывал дона Томаса пледом, чтобы не озяб, а на столик помещал табличку «Занято». Иначе какой-нибудь пропеченный карибским солнцем гринго мог усесться, не заметив под пледом, прямо на дона Томаса Фернандо Диаса. Это было бы унизительно для всех наших.

История доктора Хуана

На острове Чаак редко умирают. Хотя есть кладбище за желтой стеной. У ворот гипсовый ангел, величиной с овцу, с факелом в руке. Ангел белый, а факел алый.

Под кокосовыми пальмами и пурпурными цветами бугамбилий около сотни могил. Все тут иноземцы – приехали, прожили счастливо, скончались в мире.

Тех, кто родился на острове Чаак, вообще нет на кладбище. Наши не бессмертны, но как-то усыхают, уходят без тленных останков. Вроде испаряются. Исчезают, как пузырьки из газированных ливней.

В пяти кварталах от бронзовых кобыл стоит трехметровый памятник Камарону, то есть здешней карибской креветке. По словам дона Томаса, это натуральная величина – таких размеров достигали креветки, когда Святой Дух нисходил на остров в сезоны дождей.

Вокруг Камарона шесть пивных. Отсюда начинается дорога, которая ведет в глубь сельвы и упирается в море на другом, диком, берегу острова. Все наши приезжают на тот берег встречать новогодний рассвет. Солнце каждый раз поднимается из моря, а все же страшновато – взойдет ли? Особенно обидно, если взойдет над Кубой и Колумбией, над Канадой и Японией, а об острове Чаак позабудет.