А Василий горестно думал об ушах. Чем уж так плохи? Орган как орган. Вообще нельзя сказать — ни уха, ни рыла…
— Шурочка, что тебе мои уши не приглянулись?
Она загадочно улыбнулась:
— Слов нет — милы! Но мне, прости, подавай совершенство! Утонченность и укрупненность! Ухо — это, как бы сказать, улиточка любви, баркасик наслаждений. Впрочем, надеюсь, у нас будет время поговорить вплотную о твоих ушах.
Тут истекло пространство времени, на которое отлучился Пако, и они отправились к руинам. В огромной яме виднелись остовы каменных зданий, окруженные основаниями толстых стен, замысловатые изгибы улиц, переулков и тупичков…
«Укрупненность и утонченность, — размышлял Василий. — Улиточка любви! Баркасик… Какой, к дьяволу, баркасик? Корабль забвения».
Руины отчетливо напоминали огромное ухо, то ли внимавшее, то ли даже что-то сообщавшее.
— Эсто эс виоленсия! — красиво произнес Пако, чернея над ямой.
— Видишь, Вась, — сказала Шурочка. — Пятьсот лет назад здесь стоял цветущий город Теночтитлан. Пако говорит — эти руины символ насилия над древней культурой.
— Чего уж там, — вздохнул Василий, — кто ни попадя ее насилует, культуру-то.
Она представилась вдруг в образе Шурочки — хрупкая, глиняная статуэтка. И мял ее, крушил виолентно собачий монстр с треугольным крохотным лобиком. И вот лишь руины от Шурочки, над которыми в тоске Василий, не понимая, где он, что с ним.
— Очнитесь, друг мой, — донеслось из каменного уха. — Послушайте печальную историю Теночтитлана.
Конечно, это был резонерский голос духа Илия.
— С черной северной стороны, куда уходят после смерти, явилось племя ацтеков, — шелестел он полуденным высокогорным ветерком, кладбищенски-могильно подвывая. — Здесь им приглянулся каменный остров, где среди кактусов кишели змеи. Ацтеки пожирали змей, закусывали кактусами, а из камней сложили город. Их бог был велик — Уицилопочтли — Колибри с юга. Приглядывал за сменой дня и ночи, жизни, смерти и возрождения. Но однажды у Колибри выросли петушиные шпоры. О, кровожаден Колибри в шпорах, Колибри безрассудный! Не хватало жертвенной крови, чтобы утолить его жажду. Не напьюсь до сыта, говаривал Колибри, и солнце не взойдет. И черные обсидиановые ножи жрецов без устали пронзали человеческие сердца на жертвенных камнях Теночтитлана!
Дух Илий настолько возвысил голос, что в ушах Василия свистело, будто седобородые ветры произвольно гуляли в голове, — пробовал заткнуть ухо пальцем, но выбрасывало, как шампанскую пробку.
— Истина — сильный сквозняк! Не укроешься, — заметил Илий. — Рассерженный владыка — Моктесума — был последним правителем города. Он ожидал по древнему завету второго пришествия Кецалькоатля, чтобы передать верховную власть. Известно, с востока грядет высокий белый человек, чернобородый и большеглазый, новое воплощение пернатого змея, мудрейшего из мудрых, сошедшего с тринадцатого неба. Моктесума верил, что мир и покой обнимут страну ацтеков. Он долго ждал, и вот свершилось! Хоть и не дословно. Нагрянули десятки ипостасей Кецалькоатля — белые, чернобородые, рыжие, плешивые, маленькие, дородные — целый отряд. Смущенный Моктесума однако принял всех. Зато испанские конкистадоры не приняли Теночтитлан. Ужаснулись, увидев, как льется кровь по жертвенным камням. В железных доспехах, с тяжелыми двуручными мечами обрушились на город, сравняв с землей.
— А каменное ухо? — спросил Василий невпопад.
— Ухо глухо, но говорливо, — ответил Илий. — Моктесума понял, что обманулся в ожиданиях, и успел схоронить несметные сокровища ацтеков. Многое отыскали конкистадоры. Но самое ценное — несравненный изумруд Глаз Моктесумы, а также золотые уши богини плодородия Икс-Чель — сокрыто по сию пору. Меж духов, впрочем, идет последнее время молва, будто некий человек, родом из Тулы…
Перебивая Илия, кто-то настойчиво тянул за рукав:
— Васенька, милый, что ты свистишь на все руины! Какой-то свистовой столбняк! Тебе вредны древние развалины — идем-идем. Мы едем на корриду.
Когда они возвращались мимо без устали пляшущих ацтеков, Пако сказал:
— Думаете, деньги зарабатывают? Жалкие песо? Смысл ритуальных танцев перед кафедральным собором куда как глубже! Потомки Моктесумы мстят за своих богов — сотрясая почву, они разрушат испанский храм. Видите, как накренился! И кто знает, что будет на этом месте через пятьсот лет.
Бой быков
Пласа де лос торос — Площадь быков — со стороны просто футбольный стадион. Правда, вокруг — бычьи изваяния, в натуральную величину, как памятники героям.
По длинному туннелю выбрались на трибуны, и чаша оказалась огромной, уходящей в глубь земли, подобно останкам Теночтитлана. На дне — песчаная арена. А меж трибун ощутим воздушный конус, опрокинутый и усеченный, быстро наполняемый сигарным дымом, — каждый уважающий себя курит здесь сигару.
С трибун, как из каменного колодца, на светлом еще небе видны звезды, особенно созвездие Быка. Взойдет Тореадор, и можно начинать — небесную, что ли битву?