Мелания (СИ)

- Ну, как ваше ничего, педики? – спрашивает он. Одна из девушек за столом давится кашлем.

- Что вы себе позволяете! – восклицает она тонким испуганным голоском. – Пожалуйста, прекратите немедленно!

Микки сводит брови вместе.

- Ты знаешь этих мудозвонов? – обращается он к Мэнди, поднимая бровь, а она продолжает молчать.

Она перегибается через Йена и начинает колотить Микки по чему попало, потом, рыча, выбирается из кабинки и отвешивает ему оплеуху.

- Эй, эй, поосторожнее с чертовым ребенком! – кричит Микки, закрывая своими руками девочку от шлепков Мэнди.

Если бы не ребенок у него в руках, он бы уже поймал голову Мэнди в захват и выкручивал бы ей соски, но черт, отцовство требует некоторых жертв.

Слава Богу, Мэнди останавливается, когда он напоминает ей о ребенке. Она делает шаг назад, игнорируя своих друзей, сидящих с открытыми ртами, и смотрит на него с неодобрением.

- Да, и что это еще такое? – говорит она, указывая на ребенка. – Я думала, Светлана так и не родила?

- Нет, – успокаивает ее Микки, стараясь при этом не коситься на Йена, размышляя, знал ли он об этом. – Это Тонина девчонка, но, понимаешь, он повесил ее на меня, когда загремел в тюрьму.

- Это было несколько месяцев назад, – уточняет Мэнди. – Ты хочешь сказать, что возишься с ребенком несколько месяцев?

- Около шести, – Микки пожимает плечами. Он покрепче прихватывает девочку, которая крутится, пытаясь развернуться и увидеть, с кем он разговаривает. – Все не так уж плохо.

- Охуеть, неужели у тебя все-таки есть сердце?

Микки не представляет, что на это ответить.

- Ладно, как ты нашел меня? – спрашивает его Мэнди, успокаиваясь и усаживаясь обратно.

- Какого хуя ты говоришь «нашел» – я ни хрена не пытался искать тебя! Ты не захотела сказать мне, где ты! Я просто хотел свалить из Чикаго, и Линда предложила мне работу в другом городе. Откуда, по-твоему, я мог знать, что ты здесь?

Микки думает, что Мэнди абсолютно забыла о тех, с кем она пришла, но сам он ни фига не забыл. Он чувствует их растерянность и страх, пока они рассматривают его, шесть лазерных прицелов, направленных прямо на него. И среди них только один, кому Микки, возможно, хотел бы посмотреть в глаза, но он уставился прямо в стол.

- Мэнди, кто это? – спрашивает одна из девушек, не та, которая возмущалась, когда он назвал их педиками. Она выглядит немного спокойнее остальных, но тоже чертовски сконфужена. Это помогает Мэнди очнуться и вспомнить, что она не одна.

- Ребята, это мой на всю голову ебанутый братец Микки.

Он не в восторге от того, как Мэнди его представила, но она в чем-то права. Он неловко кивает им.

Несколько секунд тишины, пока Микки пытается сообразить, что сказать. Он знает, что хочет сказать, он знает, кому хочет это сказать, но Йен по-прежнему смотрит в стол, так, как будто не происходит абсолютно ничего интересного. И Микки не знает, чем в этот раз он будет заполнять пустоту внутри себя, когда рухнет все, что он построил за последние два года – все, чем он пытался заполнить эту пустоту, поселившуюся в нем так надолго, после того как Йен, блядь, свалил.

Он как раз открывает рот, чтобы что-нибудь сказать, когда внезапно Йен встает. Абсолютно неожиданно, одним резким сильным движением. Похоже, он перестал расти, потому что не стал ни на дюйм выше, чем помнит Микки.

- Я, – начинает Микки, а Йен просто шагает мимо него, быстро пересекает зал и исчезает до того, как Микки успевает сказать хоть одно чертово слово.

========== Часть 8 ==========

В неловкой тишине после ухода Йена Микки говорит Мэнди, что должен идти, берет с нее слово, что она позвонит и они встретятся, и оставляет разбираться с ее все еще напуганными друзьями. Он возвращается домой без кофе, за которым, собственно, и ходил.

Весь. День. Он. Просто. Работает. Он скрупулезно заполняет все необходимые в их новой жизни бумаги, распаковывает их вещи, коробка за коробкой, и он не думает. Ни о чем. Он читает ребенку книжку с картинками, готовит ее любимую овсянку на обед и старается впихнуть большую часть каши ей в рот. Съедает свой собственный холодный кусок пиццы, пока она рисует на его джинсах цветными восковыми мелками. Выкуривает девять сигарет, высунувшись из окна, пока девчонка смотрит мультики или спит в своей переноске, и не думает, что это на пять сигарет больше, чем обычно.

После того, как ребенок уложен спать, он дрочит в душе, так яростно, что кончает за секунды. Он не думает о темно-рыжих волосах, или о крепком веснушчатом теле, или о нежных губах на его члене. Он не думает.

Он засыпает, как только касается головой подушки. Наверное, это своеобразный защитный механизм. Даже его тело не хочет, чтобы он думал о сегодняшнем дне.

На следующее утро он просыпается от рева ребенка и одну благословенную секунду ему кажется, что это просто еще один самый обычный день. Потом он вспоминает, и вся его чертова спокойная налаженная жизнь летит ко всем чертям.

***

Покормив ребенка хлопьями, он усаживает ее самостоятельно развлекаться с игрушками и тут жалеет, что вчера был так охуенно энергичен.

Сегодня ему абсолютно нечем себя занять.