Бьорк не двигается. «Мотор!» – повторяет Ларс фон Триер. Тогда она медленно и неуверенно, пытаясь найти баланс, поднимается на ноги, по-прежнему с закрытыми глазами. Ларс фон Триер стоит на коленях и снимает, удерживая камеру на правом плече и высунув язык. Бьорк поворачивает лицо к стене и поднимает правую руку на уровень груди. Пистолет продолжает тяжело свисать в левой. «Ну же! Посмотри на него!» – говорит режиссер. «Смотри, куда ты стреляешь! Смотри, куда ты стреляешь!»
Бьорк наводит пистолет и стреляет, толком не глядя на свою жертву. Немного сдвигает пистолет в сторону и стреляет снова. Из дула вырывается огонь. Снова раздается голос Триера: «Это твой друг. Ну же! Посмотри на него». Бьорк поднимает правую руку к лицу, закрывает нос тыльной стороной ладони, но по-прежнему не смотрит на полицейского.
«Посмотри на него! Посмотри на него!» – кричит Триер.
Все ее тело сотрясает рыдание, за которым вырывается тонкий жалобный звук. «Посмотри на него!» Бьорк громко всхлипывает. «Посмотри на него. Стреляй! Стреляй!» Она немного поднимает пистолет, подходит чуть ближе, по-прежнему закрывая лицо правой рукой. И стреляет.
«Посмотри на него! Посмотри на него!»
Она стреляет снова. Из пистолета, который почти безжизненно висит в ее руке. Потом ослабляет хватку, так что он падает на пол. Бьорк отворачивается к стене, закрывает лицо обеими руками и больше не сдерживает рыданий.
– Thank you, great, – говорит Ларс фон Триер. – Thank you very much[35]
.В тот день на съемках, рассказывает ассистент Триера по «Танцующей в темноте» Андерс Рефн, Бьорк перенесла «настоящий нервный срыв», потому что лишить жизни другого человека оказалось для нее выходом за все возможные рамки.
– У нее ведь нет того фильтра, который обычно бывает у актеров. Все, что она делала, она переживала в действительности, это попадало в фильм прямо из ее сердца. Поэтому-то все это и было для нее так сумасшедше тягостно. Именно такой отдачи мы всегда ищем. Но после съемок этого эпизода она убежала в лес и исчезла, – рассказывает он.
Ларс фон Триер неуверенно смеется, когда я показываю ему эту сцену в его кабинете.
– Да, ну что, так это и
Все, что Триер знал о новом фильме, принимаясь за сценарий, – это что он хочет снять мюзикл. Просто-напросто попробовать этот жанр. Не в последнюю очередь потому, что сам он очень любит мюзиклы, особенно классические, с Фредом Астером и Джином Келли. Однако это должен был быть сентиментальный мюзикл. Мелодрама на поле веселья.
– Мне казалось интересным попробовать сделать мюзикл, при просмотре которого можно было бы что-то
Сельма, иммигрантка из Чехии, работает на фабрике в северо-западной части США и копит деньги на операцию для своего ребенка, страдающего той самой болезнью, которая вот-вот приведет ее саму к слепоте. В своих дневных снах наяву она превращает монотонное лязганье станков и многоголосие окружающих звуков в ритм мюзикловых песен. Однако сосед-полицейский крадет ее сбережения, и, чтобы вернуть их себе, она его убивает и заканчивает свою жизнь на виселице.
Триер в сотрудничестве с Томасом Гисласоном развил идею, что музыкальные сцены должны сниматься сотней маленьких цифровых камер, зафиксированных каждая на своем месте, так, чтобы результат всегда оказывался сюрпризом для снимающих, как говорит сам Триер. Существовало еще одно правило: фильм должен был сниматься ручной камерой и в унылых тонах, но все музыкальные номера снимались зафиксированными камерами и в ярких красках.